Сибирская амазонка - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Мельникова cтр.№ 19

Однако Алексей не сдавался:

— Что, много скитов и староверческих деревень поблизости?

— Да есть, — ответил старик неохотно и вновь запыхтел трубкой. Потом, видно, переборол себя. Гость был атаманов, а Макар Корнеевич чтил казачьи законы и против кошевого идти не хотел, а равно обижать его гостя своим нежеланием отвечать на вопросы. Можно ведь по-всякому ответить, и себе не навредить, и гостя уважить. — Мы к им не лезем, разве приказ какой придет… Только оне допрежь приказа все узнают.

И с мест своих снимаются… Обычаи у них строгие, свой устав с древних еще времен блюдут. После патриарха Никона, говорят, воцарился на земле Анчихрист. Торговать для них — грех, потому денег в руки не возьмут, тем более товар лавочный. Правда, есть и такие, которые допускают, что брашна [21] , даже если прошла через торжище, не оскверняется. Этим легче.

Таковские семьи даже у нас в станице имеются. А есть уж совсем оголтелые. Те больше в лесах прячутся. Сахар и чай не потребляют, хлебное вино не пьют, правда, из ягод гонят его вовсю, да медовухи всякие, то им можно! Соль добывают через знакомых на соляном озере, муку и зерно в скитах выращивают и меняют на телят и коров. Сами пустынники мясо вовсе не пользуют. А вот рыбой не гнушаются, варенья еще разные на меду варят.

— А картофель едят?

— А тут статья особая. Они его мандрагоровым яблоком называют и считают, что оно произошло от нечестивого союза какой-то царской дочки с огромным псом, слугой Сатаны.

Только на капусте да репе далеко не уедешь, поэтому дали себе некоторое послабление. Говорят, если не клубнями картошку разводить, а семенами, тогда потреблять можно. — Сотник захихикал. — От ламп керосиновых тоже раньше шарахались, все больше лучиной да свечками восковыми избы освещали, а на днях смотрю, у старца нашего в окне лампа мигат…

— Я слышал, в тайге до сих пор скриптории есть, где книги старинные не только хранят, но и спасают, переплетают заново, а то и переписывают.

— А про то нам, мил-человек, неведомо! Это все их дела, — старый сотник кивнул в темноту, верно, в ту сторону станицы, где проживало несколько староверческих семей. — Они по своим законам живут, и мы не лезем, потому что сами из Расеи родом. Наши предки тоже двумя перстами крестились, когда в Сибирь пришли! Это после, когда цареву присягу приняли, по новому уставу жить стали. Только во многих казачьих семьях не только отцовы чекмени и шашки хранят, но и дедовы книги, что на харатье [22] еще писаны…

— А вы слышали о тех, кого «ратниками» называют? Это, что ж, толк какой-то раскольничий?

Макар Корнеевич поперхнулся дымом и несколько раз перекрестился.

— Господь с тобой, Лексей Дмитрич! Не накликай беду! — Он быстро огляделся по сторонам и шепотом спросил:

— Откуда про них знашь?

— Про ратников? — переспросил тот.

— Тихо, тихо! — замахал руками Семивзоров. — У них уши отовсюду торчат.

Понизив голос, Алексей рассказал ему о «монашке» и об ее спасителях. Старик слушал, вплотную приблизив к нему свое лицо. Потом отодвинулся и покачал головой:

— Забудь про них, сынку, и не поминай даже! Страшная это сила! Не дай бог, если она ваши лица запомнила. Найдут ведь, из-под земли достанут. И смерть будет лютая, особливо если вы ей помешали важное дело исполнить.

— С чего вы взяли, что важное? — удивился Алексей.

— А потому, ежели сама Евпраксия… — Макар Корнеевич быстро прикрыл рот ладонью и перекрестился. — Господи, прости старого дурака! Разболтался без меры. Все вино это… — Он развернулся и почти бегом бросился в дом. Алексей пожал плечами и последовал за ним.

…Казаки разошлись только часам к двум ночи. Остались лишь атаман с женой да их старший — Гаврюха. Младших детей погнали спать сразу за полночь.

Работницы убирали со столов грязную посуду и остатки угощения. Елена Сергеевна велела застелить чистые скатерти, подавать чай, варенье, сладкие пироги и булки.

Никита Матвеевич сидел, развалясь, на лавке у стены и жаловался на хохлов, которые с утра испортили ему настроение.

— Да отдали бы вы им этот бугор, батя, — не выдержал и влез в разговор старших Гаврила. — Он ведь, верно, на отшибе. Кто поедет за семь верст киселя хлебать, а тем более пахать. Я сам в том краю всего раз был, когда кобылу, что от табуна отбилась, разыскивал.

Атаман против обыкновения не рассердился, не одернул сына, лишь снисходительно посмотрел на него и ответил:

— У меня прынцып прежде всего! Казачьи привилегии треба отстоять. Я им предлагаю земли в аренду брать полетно — не желают. Дай им волю — сегодня один бугор в вечное пользование просют, а завтра, глядишь, хохлы на одну доску с казаками станут. Не могу я им того позволить, понимашь, дурень, али нет?

— Тебе, батя, видней. Я не настаиваю, — сдался Гаврюха.

— А хоть бы и настаивал. Я, паря, всегда по-своему поступаю, знать уже должен. Давеча у меня с работниками, что в тайге лес валят, спор вышел из-за расценок на дрова. Тоже надбавки просют. Со всех сторон только и смотрят, что бы урвать. А мне из какого интересу хлопотать? Десять плотов ноне должен отогнать в Североеланск пароходному товариществу Кретовых.

Шаньшин покосился одним глазом на гостей: произвел ли впечатление своей подрядной деятельностью? В последние годы Никита Матвеевич быстро шел в гору — построил паровую мельницу, открыл лавку, торговал вином (больше, правда, разведенным контрабандным спиртом — «шандыком»), брал подряды на поставку дров и перевозку грузов, ставил более десятка неводов на осетра и стерлядь, держал даже своего засольщика, умевшего и икру солить, и копчености приготовить.

Подумывал он и о том, чтобы откупить по случаю в Тесинске, а даст бог, и в Североеланске подходящие участки, чтобы построить свои дома с магазинами внизу, со складами и хорошими ледниками и торговать свежей рыбой даже в летнее время.

Широкие у него были планы… Прямо как в сказке: «Раззудись, плечо, размахнись, рука!»

Гости едва справлялись с дремотой. Гаврюха, беззастенчиво привалившись к оконному косяку, сладко похрапывал.

Ушла к себе в спальню Елена Сергеевна, а Никита Матвеевич, забыв обо всем, предавался воспоминаниям о былых временах, о том, как вольготно жили казаки еще лет сорок-пятьдесят назад.

— Тогда, почитай, в округе одни казачьи станицы стояли да стойбища инородцев. Переселенцы, по большей части староверы, с Алтая пробирались в наши края, оттуда их вынудили уйти. Все больше беспоповцы были. Власти они не признают, между собой тоже воюют, в ереси обвиняют. И шут их поймет, по какому случаю они друг другу бороды рвут. Духоборцы, молокане, хлысты, шелопуты, скопцы, субботники… Скольких я на своем веку повидал, а так и не понял до конца, чего ж они так за старую веру держатся? Неужто так важно, сколько раз аллилуйю возглашать и сколькими перстами крест класть?