Талисман Белой Волчицы - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Мельникова cтр.№ 79

— Ах ты, сусло поганое! — прокряхтел он, обращаясь то ли к суслику, то ли к себе самому, вспомнив вдруг прозвище североеланских сыщиков.

С трудом, но он сел и ощупал голову. Папахи на ней не было. И он вспомнил, что она осталась в провале. Вспомнил и огорчился. Это же подарок Егору от Арины…

Но был ли провал? Или все ему приснилось? Может, он просто обронил папаху в степи? Он коснулся рукой груди и нащупал что-то твердое. Бутылка из-под казенки! И — совершенно пустая! Судя по запаху, внушительная часть содержимого пролилась на рубаху. Но и в рот ему попало достаточно… Алексей покачал головой. Вот к чему приводит злоупотребление спиртным, нажрался, как болдох на ярмарке, вот и привиделось черт-те что!

Постой! Он дернул себя за ухо, чтобы окончательно прийти в себя. А как же?.. И полез в карман. Червонец был на месте. Выходит, он на самом деле обнаружил труп Хатанги и пытался его похоронить? Но тогда и обвал тоже был? Но каким образом ему все же удалось выбраться из той ямы?

Нет, наверняка ему все привиделось! Труп Хатанги был, а обвал — всего лишь плод его воображения, рожденный чрезмерной дозой спиртного.

Он поискал глазами лошадь. Но ее не оказалось поблизости, и он решил подняться на ноги, но вскрикнул от боли и, как тогда в провале, упал на колени. Нет, все-таки странно: как он мог добраться до юрты без лошади да еще с больной спиной? До кургана версты две с лишним, неужто он полз или тащился на четвереньках? Алексей оглядел колени, полы сикпена. Нет, не похоже, хотя они и затрушены пылью и сухой травой, но это не те следы, которые остались бы, проползи он на пузе подобное расстояние.

А как же старуха и эта странная девушка? Как ее звали?

Ах да, Чечек, вспомнил он одновременно ее имя, а также об амулете. Он полез в карман и вытащил сначала червонец, а потом тонкую золотую полоску и уставился на нее в изумлении. Неужто это ленточка, что подарила ему Чечек? Он ошарашенно разглядывал ее, подносил к глазам, поворачивал на свет. Совершенно ничего особенного — обыкновенная пластинка золота с выбитым на ней рисунком, а может, клеймом — березовым листиком…

Нет, выходит, не привиделась ему Чечек. Но разум твердил ему обратное: наверняка он подобрал пластинку в провале, сам того не заметив. Только сдавшись доводам рассудка, он тут же отмел их с негодованием. Нет, что было, то было!

Пусть останется в его памяти Чечек, и ее волки, и мелочно-белая лошадь с темными гривой и хвостом, равно как и амулет, подаренный ею… Ведь она сама сказала, чтобы он не терял его. И он загнул края полоски, как у браслета, и надел его на руку. Возможно, подарок девушки с множеством косичек и вправду принесет ему удачу? Только бы скорее выбраться отсюда!

Постанывая от боли, он добрался до небольшого камня и сел на него, решая, оставаться ли ему в юрте и ждать помощи от тех, кто ринется его искать. Или все-таки отправиться пешком? Возможно, этим самым он даже выиграет время?

За его спиной кто-то тяжело вздохнул и с шумом выпустил воздух из легких. Он оглянулся. Верховой верблюд Хатанги смотрел на него сонным взглядом и, оттопырив толстые губы, флегматично пережевывал жвачку.

— Эй, ты, — крикнул ему Алексей, — иди сюда!

Но верблюд отвернул в сторону большую голову и, переступая мосластыми ногами, двинулся в степь. И Алексей растерялся. Ведь он совсем не знал, как надо обращаться к верблюдам. Цоб-цобе! — всплыло вдруг в памяти. Но так, кажется, кричат, погоняя быков, но никак не верблюдов?

А верблюд уходил, и Алексей не знал, как его остановить. Догнать просто не было сил. И тогда от отчаяния и от злости одновременно он подхватил с земли пустую бутылку из-под казенки и запузырил вслед уходящему кораблю пустыни. Бутылка глухо шмякнула по одному из свисающих горбов верблюда. И он медленно, будто нехотя, неожиданно повалился на землю, подогнув под себя передние ноги.

И Алексей захохотал. И продолжал хохотать до тех пора, пока, согнувшись в три погибели, почти ползком не добрался до верблюда, а затем взгромоздился меж его горбов и, шлепнув по шее, прокричал:

— Цоб-цобе!

И тот, ничуть не расстроившись из-за не слишком галантного обращения, вскинулся поначалу на задние ноги, отчего Алексей чуть не загремел вниз головой, потом на передние и пошел по степи в одном только ему известном направлении, мерно покачиваясь и тяжело вздыхая. И, как Алексей ни пытался направить его на уже известную ему тропу, верблюд неизменно заворачивал в сторону гор, пока не выбрался на широкую проселочную дорогу.

И Алексей сдался. Пускай себе идет, лишь бы привез его к жилью, а с остальным уж как-нибудь он сам разберется. Он набрал полную грудь воздуха и опять рассмеялся. Вот как, оказывается, общаются с верблюдами в Тесинской степи: бутылкой по горбу — и вся недолга! Видно, не раз Хатанга прибегал к этому испытанному народному средству, когда по пьяни пытался взобраться на весьма тупую животину. А ему же просто в очередной раз повезло! Может, еще и потому, что охватила его запястье тонкая золотая полоска с березовым листком. Он прикоснулся пальцем к амулету и словно наяву услышал звонкое:

— Хай, хай, харахай! Живи, живи долго, мерген!

Гуран лежал на теплом кане [39] и предавался размышлениям. В открытое окно виднелась степь. Всю жизнь он смотрел только на степь да на тайгу. Богу помолишься, к столу да на бок, а проснешься, глянешь в окно, а там все та же степь да сопки. Сопки да степь — без конца и края. И еще солнце.

Оно нависло над сопкой — большое, красное и надутое, словно морда пьяного Тобурчина. Неожиданное сравнение Тобурчина с солнцем заставило Гурана раздвинуть губы и улыбнуться. Он попытался перевернуться на бок, не получилось, тогда он раздраженно дернул ногой туда, где, по расчетам, должен был сидеть Ивашка, его киштым [40] , лет пятнадцать уже отрабатывающий долги своего отца старшины улуса Айкан. И с первого же пинка попал тому в бок. На самом деле Ивашка долго уже сидел не шевелясь, зная: если Гуран промахнется, ему несдобровать.

— Трубку! — приказал сердито Гуран.

Ивашка всегда держал хозяйскую трубку при себе. Он мгновенно скатал и нагрел шарик опиума, положил в трубку и чиркнул огнивом — хозяин спичек не признавал. Затем подполз к нему по краю лежанки и вложил трубку в рот Гурана.

Тот принял трубку и затянулся. Маленькие глазки мечтательно закатились. А мысли стали и вовсе легкими и незатейливыми. Некоторое время он молча сопел, наслаждаясь дурманом, поступающим в его кровь. Но долгожданное расслабление не наступало, в голове опять заворочались мысли одна поганее другой.

В последнее время Гуран сильно растолстел. Ему стало трудно ходить, трудно дышать. Он уже не мог одеваться сам, без помощи Ивашки. Даже время на обед понадобилось сократить. Вместо прежних двухчасовых сидений за столом теперь он ограничивался часом, но и то частенько приходилось откидываться назад. Иначе удушье наваливалось на него со страшной силой, будто накрывал кто его грудь и лицо огромной мохнатой рукавицей и не давал ни вдохнуть, ни выдохнуть.