Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Гаврилов, Анна Гаврилова cтр.№ 40

«Тьфу на тебя! К мамке иди!» — возмущался Добря мысленно и как можно выше задирал нос.

Глупая девица никогда не поймет, что настоящий воин за юбками не бегает, настоящих воинов другим берут… Соболиными бровями, например…

Но кое-что всерьез омрачало жизнь Добродея. Впрочем, это волновало всех служителей Осколода. Хазары.

Хазарские купцы распоясались, а вслед за ними обнаглели и остальные. Все чаще дружинникам приходилось разнимать драки хазаров да булгар, ставить чернявых на место. Те вроде как соглашались, дескать, полностью подчиняются княжеской власти, но, едва дружинный дозор скрывался из вида, вновь принимались за старое. Народ полянский роптал, Дира пыталась усмирять, только власть княгини ни в какое сравнение с властью князя не идет…

Осколода ждали к зиме. Едва на деревьях появились золотые листочки, княгиня начала высылать конные дозоры. Добродей тоже ездил высматривать Осколода. Привставая в стременах, искренне мечтал первым разглядеть паруса. Да, поминая, как шли с Лодочником супротив Ловати, знал, трудно воям с Днепром сладить. От порогов точно пехом двинутся.

Когда деревья оголились, а земля разжирела от обильных дождей, в общий дом пришло смятение. Дире уже не приходилось высылать отряд навстречу князю — сами ехали, без приказа. И когда черноту почвы укрыл тонкий снежный покров — тоже…

— Сегодня ты пойдешь, Добря, — хмуро бросил старший дружинник. Он пристально вглядывался в горизонт, моросящий дождик серебрил и без того седые волосы.

Добродей не понял, чего хотят, но охотно кивнул. Тут же чихнул — сырость и холод не прошли даром. Лошадка под Добрей дрожала, недовольно прядала ушами.

— Поворачивай! — приказал старший и пустил коня рысью.

Из-под копыт летели комья земли вперемежку с мокрым снегом, сверху падали острые иголочки дождя. Добря, наконец, понял, о чем говорил старший, едва не поперхнулся вздохом. По спине пробежал мороз, на лбу выступил холодный пот, глаза чуть не лопнули. Хотел было догнать дружинника, отказаться, но побоялся.

На княжеском дворе — унылая осень. Тут нет снега, сплошное чёрное месиво. Оконца княжеского терема глядят с грустью. Челядь ходит неспешно, как гуси на выпасе, глядит с опаской. Добродей почувствовал, как сжимается сердце, как душу обволакивает ледяная корочка.

— Еще скажи, больше высматривать не поедем. Без толку, — пробасил старший.

— Но почему я? — нерешительно начал Добря.

— Ты молод, — хмыкнул дружинник. — Глядишь, тебя княгиня ничем тяжелым не огреет. Женщина все-таки. А женщины детей любят…

Возразить нечего. Разве что заявить, не ребенок он. Но Добря однажды уже пытался доказать седобородым, дескать, взрослый. Позорно получилось, даже слишком. И хоть воины потешались без злобы, второго раза не выдержит.

Добродей шагнул на крыльцо, остановился в замешательстве и все-таки вошел внутрь. Тут же встретил стража. Глядя в его широкую спину, протопал по лестнице и оказался у массивной двери. Он не успел вздохнуть, а дверь уже распахнулась, взору представилась спальня княгини. Страж легонько толкнул в спину, пришлось подчиниться.

Дира сидела у окна. Руки сложены на коленях, чинно, как и подобает княгине. Взгляд устремлен вдаль. Лицо печально, румянца и в помине нет. Добря смотрел и не знал, повернется ли язык сказать что должно.

— Княгиня, — дрожащим голосом обратился он.

Повернулась не сразу, взгляд задумчивый, но глаза сияют пуще звезд. Губы тронула легкая улыбка, слишком грустная, чтобы быть достойной этой прекрасной женщины.

— Ты принес дурные вести? — догадалась она.

Не в силах говорить, Добродей кивнул.

— Ну, ничего… Может, завтра боги смилостивятся.

К горлу подступил ком, Добродей пытался его проглотить, но не смог.

— Что-то ещё? — Голос Диры прозвучал удивленно, брови взлетели на середину лба.

— Дальше высматривать без толку, — пробормотал гридень. — До весны точно не вернется. Зазимовал он…

Княгиня не дрогнула, только глаза вдруг потухли и заполнились горючей влагой.

* * *

Зато весна случилась по-настоящему радостная. Еще снег не сошел, не отзвенели капели, когда гридень Златан распахнул дверь общего дома и переступил порог. Только неудачно, споткнулся тут же покатился кубарем.

— Едет! — прокричал он, ещё не встав с колен.

Вопросов никто из дружинников не задавал. Старший тут же рванул к княжескому терему, Диру обрадовать. Остальные торопливо надевали брони и плащи, мчались к конюшне. Добродей побежал вместе со всеми, отчаянно надеясь, что рот от улыбки не порвется.

Влетев в седло, мчался к пристани. После, вслед за самыми нетерпеливыми, по берегу Днепра. Копыта то утопали в грязной жиже, то с хрустом проламывали ледяные корки снежного наста. В низинах снега до сих пор по колено и холодно, как в могиле.

Радостное солнце припекало по-летнему, но ветер по-прежнему ледяной. Заметив это, кто-то из старших пробормотал:

— Не к добру…

Так и вышло.

Лодьи Осколода не мчались, подгоняемые ветром, а ползли вдоль берега. И было их всего две. Под пузатыми бортами, как сонные муравьи, копошились поденщики-бурлаки.

Добря все понял, обо всем догадался, но прикусил язык. Так же поступили и другие…

Князь заметно постарел, глаза, что прежде светились, будто самоцветы, потухли. Он сглотнул ком в горле, предвкушая скорые расспросы, по спине побежал холодок.

Ему казалось, что зимовка в чужих краях приглушила боль поражения, да не тут-то было. Возвращение в родную землю всколыхнуло болезненные воспоминания, вернуло картине крушения позабытые краски. Не сразу, но Осколоду придется рассказать людям, что приключилось…

Как стремительно налетела буря, как море уподобилось бурлящему котлу и разом поглотило половину кораблей. Как злой ветер с ромейской стороны погнал остальные к скалистому берегу, бросил на камни. Как ревущие воды кидали в воздух расщепленные доски и изломанные тела, как слизывали кровь жадные волны.

Падая в забвенье, Осколод с грустью подумал — все кончено, но даже здесь Удача повернулась спиной к князю. Он выжил. Падающая мачта едва не размозжила Осколоду череп, он очнулся только вечером.

Хорнимир поведал: едва упала мачта главного корабля, ветер стих, ушел высоко в небо, унося с собой чёрную, пышущую молниями тучу. Море в одночасье стало спокойным, гладким, на небосводе показалось солнце. Только кораблей больше не было. На волнах качались два жалких, побитых суденышка.

Вскоре послышались крики — те, кто чудом уцелел, оказавшись в море, хватались за деревянные обломки, звали. Но сил спасать живых не было. Не было даже весел, чтобы направить лодьи к берегу.

Крики людей смешались с криками чаек, нескольким удалось добраться до лодьи, этих с трудом втащили на палубу. Переведя дух, отыскали два толстых каната — то немногое, что не смогли утащить волны, но спасти других не смогли: на спокойной глади моря появились пятнистые волнорезы плавников. Морские собаки людей не пожирали, только надкусывали…