Тут все разом попритихли. Некоторые и вовсе повыплескали наполненные было чары.
— Что это значит, Вещий! — возмутился в свою очередь Рулав. — Оскорбительны твои слова!
— Успокойся, старый друг! Я не хотел обидеть ни тебя, ни народ новгородский. Знаю, что предателей за этим столом нет, кроме двух-трёх, — с этими словами он простёр длань и указал во главу стола, где белее стен детинца стоял Полат.
— Да это бунт, — взревел Валит. — Ты, иноземец, знай меру! Я своими ушами слышал, как Рюрик, да будет с ним милость божия, оставлял державу сыну. Тебе же завещал быть Полату советчиком. Не боле. Так ли, Вельмуд? — ещё раз повернулся он к князю Русы.
Но Вельмуда он на прежнем месте не нашёл.
Новгородцы и гости снова зашумели, но едва лишь Олег воздел руку, всё стихло.
— Мизгиря ко мне. Слушайте, люди новгородские, и вы, гости честные, верховного волхва Алоди!
Он отступил, вставая рядом с мрачным Гудмундом плечом к плечу, и пропустил к столу Велесова слугу. Одетый в серую шерстяную хламиду, сей муж казался шире, чем был на самом деле. Сведя седые мохнатые брови, огладив серебристую бороду, волхв вымолвил:
— Хвала богам Вышним, хвала богам Навьим!
— Воистину, хвала им! — отозвались многие.
— Слава предкам нашим, и тем, которые в самом ирийском саду, и тем, кои на Велесовых полях.
— Слава, — повторил нестройный хор.
— Немногие про то ведают, да не сам ушёл от нас великий князь Рюрик. Преждевременная смерть разлучила его с народом, ибо в Кореле получил он предательский удар отравленным железом. И кабы не яд, стоял бы Рюрик среди нас, радовался бы солнцу красному да ветру буйному. Я всё время был при нём, умирающем. Но отрава поразила князя через кровь, и бессильны оказались старания наши. Исполнитель сего гнусного деяния — юноша Херед — схвачен и допрошен. Я тому свидетель. И клянусь всемогущим Велесом, богом моим, что назвал он сотворившего потраву для князя. Имя ему — Арбуй, то отец Хередов! — выкрикнул Мизгирь.
В тот же миг троих белозёрцев, доселе стоявших за спинами Полата да Арбуя, скрутили набежавшие русы. Как ни вывёртывался здоровяк Борята, его и вовсе опрокинули, у горла блеснул нож. Ощутив спинным мозгом, что возиться с ним не станут, прирежут за милую душу и глазом не моргнут, тот подчинился.
Сидевшие по правую и левую руку от белозёрских раздались в стороны.
— А этого на кол! — громко сказал Олег, указывая на Арбуя.
— Уж больно ты скор, мурманин! — возразил Валит и глянул на Полата в поисках поддержки.
— Негоже так, в самом деле, Олег! — вступился тот за родича. — Если умышлял Арбуй против моего отца, так мне его казнить или миловать. Он мой кровник, если вина его доказана.
— Доказана, и свидетели тому княгиня Риона, жена моя первая, и дочь Рюрикова, жена моя вторая, сестра твоя, Силкисив. Риона занедужила, больно тяжек для неё был бы путь из Алоди. Но Силкисив здесь и скажет слово. А дабы сомнений не было, я и Хереду жизнь сохранил — пусть посмотрит, как отца посадят на кол. Али не слышали, что я сказал? Вяжите преступника!
Хотел было Арбуй меч выхватить, да куда там. На нём враз повисло трое.
— По какому праву, ты, Вещий, людей хватаешь да вельмож знатных! Забыл, что Полат нынче заместо Рюрика нам! — воскликнул Валит. — А вы что же молчите, други?! — крикнул он собранию.
Его призыв потонул в неровном гуле. Поддерживать чудьского верховоду не спешили.
— И до тебя очередь дойдёт, старик, — прервал Олег. — Угомонись! На свой вопрос ты сам себе и ответил. Не зря прозвал меня Вещим. Могу рассказать, как умышлял против нас! Хорошо, я заблаговременно к тем Волховским порогам сушей прежнюю дружину Рюрикову отправил. Уж она поквиталась с предателями за своего князя. Посекли твою засаду так, что мы будто по крови рекою поднимались.
— Клевещет мурманин! Не верьте иноземцу, други! — возопил чудьский верховода.
— У меня и на это свидетель сыщется. Не чужестранный, местный. Приведите Розмича!
— Розмич? Это тот дружинник, что убить меня пытался? — воскликнул Полат, не желая сдаваться. — Ты его, Олег, как видно, неспроста ко мне, наследнику Рюрикову, подослал. Не хотел ни с кем отцов престол делить? Я один прямой и законный…
— Как ни крути, Одд, но парень прав! Ужели ты презрел клятвы, данные на смертном одре? Все про то уже наслышаны… — недоумевал честный Рулав и корил себя, что дал слишком много свободы Вельмуду, которой, видать, и подстроил внезапное появление милого его северной душе мурманина.
И снова загудело, заспорило собрание.
— Мы с русью всегда в мире жили! — возгласил Валит. — А вас, мурман да свеев, били смертным боем. Уходите взад за море, пока целы!
— Ты язык-то попридержи, — прохрипел уже Гудмунд. — И кулаками не тряси, а то отвалятся ненароком. Вместе с головою.
Седовласый Валит побагровел, зарычал:
— Щенок! Как со старшими разговариваешь?!
— Ты предатель, Валит. А для предателя нет уважения, хоть бы постарше самих богов был. Приведите Розмича! — велел Гудмунд, перекрывая голосом все споры и пререкания.
Алодьчане вмиг расступились, пропуская вперёд светловолосого детину с побитым лицом. Он заметно прихрамывал, опирался на плечо молодого низкорослого воина. Правая рука висела плетью — повредили в последний день плена, когда с коня стаскивали и в речку бросали. Без доспеха, в обычной рубахе и портах, Розмич едва ли сейчас отличался от простого деревенского парня. Если бы не лютая злоба и горящие ненавистью глаза, и Полат не признал бы.
— Изменник он! — повторил белозёрский князь.
Но Розмич заговорил прежде, чем Полат успел продолжить обвинение.
Олегов посланник говорил коротко и только по делу. Упомянул клевету, наведённую в Белозере, и убийство четверых дружинников. Рассказал, как князь обрёк на голодную смерть деревню на пути к Новграду. Поведал о разговоре, услышанном Ловчаном. И слова Арбуя, сказанные накануне, припомнил. Только предательство Ултена замолчал — ни к чему знатным мужам забивать голову такими мелочами.
— Вот таков князь! — прорычал Розмич напоследок. — Что хотите со мной делайте, а от слов своих не отступлюсь! И боги мне свидетели!
— Ложь! — крикнул Полат.
Но и Валита уж вязали дюжие молодцы.
Договорить белозёрцу снова не дали. По знаку Олега дружинники, подтянувшиеся к столам, снова расступились. Вперёд вывели связанного по рукам парня. В бесцветных глазах пленника застыл ужас.
Арбуй дёрнулся, как от удара, закричал на чужом наречии. Тут же получил по зубам и затих. Херед заметил отца, побледнел, затрясся мелкой дрожью.
— Говори! — приказал Олег.
Херед рассказывал медленно, часто запинался. И чем дольше говорил, тем громче гудели люди. Скоро стражам пришлось взять пленника в кольцо, чтобы толпа не растерзала на месте.