Ястреб халифа - читать онлайн книгу. Автор: Ксения Медведевич cтр.№ 76

Айша и ее спутники не стали подходить ближе, чтобы проверить это.

– …Ки-ки-ки! Ааа, неверная собака хочет пить! Глотай-глотай, не подавись только! Киии!..

– Оставьте нас в покое! – рявкнула на распоясавшуюся шелупонь Майеса. – Ньярве, дай им хорошего пинка, Тарег-сама не заслужил, чтобы его оскорбляла кладбищенская дрань и срань!

– Аааа, язычница! Кафирка! Как ты смеешь оскорблять правоверного джинна!

Сидевший в ногах у нерегиля Ньярве с угрожающим лязгом раздвинул ножны и рукоять меча – и вечернее солнце, переливающееся в высоченном окне, ослепительно сверкнуло на приобнажившемся лезвии.

– Ой, напугал, напугал! Киии-и! – И кваканье оборвалось – джинн, вереща, кувыркнулся из окна.

– Тьфу, дрянь какая, – пробормотала Майеса.

И принялась распутывать узел на желтом в красный горох платке, перевязывавшем прядь ее длинных волос. Освободив шелковый лоскут, она смочила его водой из фляги и принялась снова протирать лоб и щеки нерегиля. Голова Тарега лежала у нее на коленях, глаза оставались закрытыми. Похоже, бедняга опять потерял сознание.

Когда они нашли нерегиля, тот еще пытался что-то сказать сквозь кашель и уходящее на глазах дыхание. Тарегу-сама обмыли лицо и дали напиться. Джунайд и его ученик долго сидели над распростертым на камне телом – похоже, они и нерегильский князь прекрасно понимали друг друга, общаясь мысленной речью. Наконец, одинаково покачав головами, супруг Тамийа-химэ и мальчишка встали и отошли к стене комнаты.

Майеса покосилась на них – ашшариты сидели, скрестив ноги, погруженные в медитацию и совершенно не доступные ни кваканью джиннов, ни болтовне занимающихся Тарегом сумеречников. Помимо Ньярве, в ногах у несчастного несли стражу две дамы из свиты княгини, Тамаки и Амоэ, а еще Эда, оруженосец Джунайда. Все они разделяли возмущение Майесы:

– Где это видано, а? Этот мерзкий гаденыш, чтоб ему трон к заду прилип и не отлипал, мало того что беспрерывно оскорбляет Тарега-сама, так еще и не дает ему ни отдыха, ни покоя – вы когда-нибудь видели, чтобы существо из Сумерек довели до такого состояния?

– Смертный дурак, что с него взять, – мрачно заметила Тамаки, обмахиваясь круглым бумажным веером.

– Он злобный и жадный смертный дурак, – отозвался Эда. – Сначала ему понадобилось разбить джунгар и их демона. Потом ему понадобилась Куртуба. Потом Альмерийа. Потом Исбилья. А теперь вот и девчонка. А что Тарег-сама не в силах ни ослушаться, ни беспрерывно исполнять сыплющиеся на него градом приказы, его не интересует.

– А может, убить гаденыша? – пожал плечами Ньярве. – Убили же мы этого их… как его…

– Муизза ад-Даулу, – подсказала Тамаки и резко сложила веер. – И что это даст?

– Ему и так недолго осталось, – пренебрежительно махнула рукавом Амоэ. – Лучше уж прибить девчонку – к тому же до нее легче добраться.

– Если она продолжит сидеть там, где сидит, ей тоже недолго осталось, – усмехнулась Тамаки. – Но вы не отвечаете на мой вопрос: что это даст?

– Передышку Тарегу-сама, – ответил Ньярве.

– Передышку какого рода? – вкрадчиво прозвучал новый голос, и все сумеречники обернулись к тому месту, откуда он доносился.

Джунайд открыл глаза и улыбнулся. Провел рукавом по глазам, приходя в себя окончательно, и продолжил:

– Когда двести лет назад в плен к эмиру Муиззу ад-Даула попали принцесса Тихана и ее брат, аураннским воинам удалось убить эмира, и его смерть освободила пленников. Но смерть Аммара ибн Амира или Айши не принесет Тарегу ничего, кроме бедствий. Аммар – последний из Аббасидов. Когда он умрет, династия сменится, и на трон сядет один из Умейя. Вы представляете, что сделает с Тарегом умейядский халиф?

Джунайд обвел взглядом узкие лица со злобно сощурившимися кошачьими глазами. В конце концов, Ньярве мрачно проговорил:

– А что может быть хуже? Джунайд-сама, вы слышали, как он к нему обращается? «Тарик»! Каково, а? Да если бы кто-то позволил себе звать меня не тем именем, которым я разрешил, да еще бы припечатал какой-то дрянной кличкой – я бы его изрубил в капусту! «Тарик» – немыслимо!

– Увы, Ньярве, но князя Тарега Полдореа может ждать гораздо более печальная участь, – мрачно ответил аураннцу Джунайд. – Умейядский халиф – к примеру, один из уцелевших братьев этой самой Айши – вполне может посадить его в клетку в аль-Хайре, дворцовом зверинце. И выпускать, только когда нужно будет одержать очередную победу на поле боя. Вы забыли, что Сахль ибн Умейя именно так поступал с Амайа-химэ?

– Нет, не забыли, – прищурился Ньярве. – И уж, что правда, то правда: вы, ашшариты, имеете большой опыт по части сажания нас в клетки.

– Ньярве! – гаркнула Майеса. – Джунайд-сама тут ни при чем! Сейчас же извинись!

Аураннец сморщился, словно надкусил лимон, однако поклонился спокойно ожидавшему извинений Джунайду. Тот вежливо кивнул в ответ.

– Но халиф все равно будет умейядский, – подала голос Амоэ. – Кого еще родит эта Айша, как не Умейя? Да еще и всех родственников своих, которых Тарег-сама не успел отправить на тот свет, притащит в столицу. Князю и так и так придется служить Умейядам.

– Как бы то ни было, это будущее благоприятнее для Тарега, – покачал головой Джунайд. – Но я бы сказал, что оно с каждым днем становится все маловероятнее – и это печально.

– За что его так… наказывают? – горестно спросила Майеса и погладила бледную холодную щеку лежавшего у ее колен нерегиля. – Что он такого сделал?

– Это дело между ним и… тем царем, который выше халифа, – печально ответил Джунайд и покачал головой.

Он не стал объяснять своим собеседникам, что Тарега не наказывают – Тарег наказывает себя сам. И это хорошо, думалось Джунайду, ибо это доказывало, что в самийа живет не совсем пропащая душа. Да, он, Кассим аль-Джунайд, был обязан нерегилю жизнью, но…

По правде говоря, после событий в Альмерийа и Исбилье ашшариту казалось, что Тарегу самое место в аль-Хайре, на цепи и за крепкой стальной решеткой. Суфий не знал, куда в аду определяют тех, кто убивал невинных во имя Всевышнего, но очень надеялся, что нерегиль вскоре составит там компанию всем сумасшедшим фанатикам и безумцам, расчищавшим землю от людей во имя сияния Имени. Обнаружив обессилевшее чудовище в башне Калатаньязора, Джунайд сначала не поверил своим глазам. Нерегиля мучили кошмары и угрызения совести – но это никак не объясняло, как он сумел пройти в комнату, защищенную печатью Али. Всевышний в справедливости своей забрал у него силу – но и это никак не объясняло предельных мучений, в которых корчилась душа Тарега.

Юный ученик, послушав разговор своего шейха с сумеречником, встал и вышел и лишь недавно нашел в себе силы снова прийти сюда. Он тоже никак не мог поверить – а самое главное, простить Всевышнему того, что увидел.

А по всему судя, получалось так, что нерегиль, язычник и убийца, плутал по темным лабиринтам состояния, именуемого суфиями кабд, стеснение. Душа в нем воистину сжималась так, что домом ее становилось игольное ушко, со всех сторон подступали тьма отчаяния и одиночество – потому что в ночном мраке кабда душе открывались ее предельная мерзость и запустение. Тяжелейшее зрелище уродства и скверны собственного «я» заставляло испытывающего кабд человека бежать общества себе подобных и замирать в мучительном бездействии, в котором страдающее существо не могло пожелать себе даже гибели – ибо у него не оставалось силы желать. Оно медленно умирало, не имея сил умереть – и избавиться от гнетущего, преследующего, как запах разложения, зрелища собственного гноища и обнажившегося позора.