Первым делом хватились фон Барнхельма – догадались, что шумиху вокруг его дома устроили для отвлечения основных сил городской стражи. Но престарелый барон исчез вместе со всеми домочадцами. Инститорис брызгал слюной, угрожая сжечь всех ближних, если не отыщут богопротивных грабителей, Шпренгер лишь мрачнел и становился все подозрительнее.
Отряды воинов Христовых и солдат рыскали по окрестным деревням – свидетели показали, что три монаха и разбойники, переодетые стражниками, после ограбления убежали из города. Теперь они свирепствовали в селах, появляясь словно ниоткуда и исчезая так же стремительно. Поймать их все не удавалось.
– Там монахиню убили, – бросил Волдо. – Сегодня утром нашли. Мои парни все заняты, бери своих.
Дан похолодел. Что, если это Настя? Ведь он почувствовал недавно, что подруга находится за монастырскими стенами, но ничего не сделал, чтобы связаться с нею. Выжидал удобного момента, боялся привлечь к Насте опасное внимание, утешая себя тем, что девушка в безопасности за толстыми стенами. Довыжидался…
– Верхом езжайте, – сказал Волдо. И недовольно добавил: – Брат Генрих с вами пожелал отправиться.
Инститориса не любили даже ближние – за беспредельную жестокость, плохо спрятанную под сладким голосом и богоугодными речами, любовь к пыткам, за сладострастие, с которым он наблюдал мучения ведьм и колдунов. У Дана толстяк вызывал неизменное отвращение и стабильное желание врезать по морде.
Покачиваясь в седле, брат Генрих поучал:
– Будьте осторожны, берегитесь греха, дети мои, ибо мы отправляемся в гнездо скверны.
– Осмелюсь заметить, – возразил Дан, – что мы едем не в дом терпимости, а в монастырь. Какая там может быть скверна?
– Не заблуждайся, сын мой. Где женщина, там грех, – надулся Инститорис. – Все совершается у них из ненасытности к плотским наслаждениям. Вот они и прибегают к помощи дьявола, чтобы утешить свои страсти. Потому колдовство более распространено среди женщин, чем среди мужчин. Да будет прославлен Всевышний, по сие время охранивший мужской род от такой скверны. Ведь в мужском роде он хотел для нас родиться и страдать. Поэтому он и отдал нам такое предпочтение
[15]
.
– Что касается меня, то я все же предпочитаю женщин мужчинам, – тихо пробормотал Андреас. – Причем желательно хорошеньких женщин.
– Что ты говоришь, сын мой? – медовым голосом переспросил Инститорис.
Андреас скорчил постную физиономию:
– Я сказал: хорошо, что ты разъяснил нам скверную природу женщин, брат Генрих.
– Женщина скверна по своей природе, так как она скорее сомневается и скорее отрицает веру, а это образует основу для занятий чародейством, – важно кивнул инквизитор.
– Но ведь они монахини, брат Генрих, – снова вмешался Дан, цедя слова сквозь зубы. – Разве они не отреклись от плотского?
– Как видишь, сын мой, вервольф не пощадил и их. Будь они истинно праведны, Господь защитил бы их своей десницей.
Энгель хихикнул и подмигнул – не нарывайтесь, мол, на новые неприятности. Как всегда, он горбился в седле и прятал лицо под капюшоном.
– Благодарю, брат Генрих, за то что поделился с нами своей мудростью, – смиренно произнес Дан.
– Не только мудростью! – Инститорис воздел толстый, как сосиска, палец. – Еще и опытом, огромным опытом ведьмоборца. Когда-нибудь я расскажу о нем всему миру. Признаюсь по секрету: мы с братом Яковом пишем книгу, это труд всей нашей жизни, обобщение всего, что мы знаем. Она будет называться «Молот ведьм». О, в ней мы обличим еретичек! Брат Яков уже написал пролог.
Инквизитор не умолкал всю дорогу – очевидно, отрабатывал на учениках постулаты из будущей книги. Когда наконец впереди показались стены монастыря, все вздохнули с облегчением. Только Андреас заметно занервничал. Поравнявшись с Даном, шепнул:
– Там моя сестра. Младшая…
У ворот встретила пожилая молчаливая привратница, знаком предложила следовать за нею. Аббатиса, худощавая женщина лет сорока со строгим красивым лицом, ждала посетителей в трапезной.
– Мир тебе, мать Анна, – вежливо поздоровался Инститорис.
– Мир тебе, брат Генрих.
– Что ж, мать Анна, похоже, твой монастырь становится постоянным местом для паломничества святой инквизиции. – Голос Инститориса стал ядовитым.
– Мы всегда рады видеть тебя в нашей скромной обители, – прохладным тоном ответила аббатиса.
– Не далее чем пять дней назад здесь произошло два случая одержимости. Отчитать бесноватых пока не удалось, что указывает на их злонамеренность. Жаль, что это дело расследовал брат Яков – он более склонен к милосердию, чем я. У меня ведьмы уже отправились бы на костер.
– Все в руках Господа, брат Генрих.
– В руках Господа, хвала ему, – тонко улыбнулся инквизитор. – Но позволь напомнить: монастырь находится под твоей опекой, мать Анна.
– Враг человеческий не дремлет, брат Генрих. Увы, он совращает умы даже в святых стенах. Но сестра Мария была примерной монахиней…
Андреас шепотом выдохнул:
– Я не знаю, какое имя здесь носит Одильхен. Молю небеса, чтобы это оказалась не она.
– Хотелось бы знать, насколько святы эти стены… – пробормотал Инститорис как бы про себя, но достаточно громко, чтобы услышали все. – Итак, мать Анна, именем Господа и по поручению святой инквизиции я доложен допросить тебя и всех сестер. Дабы не смущать умы добрых христиан, не порочить католичество, предлагаю провести допрос здесь. Разумеется, если ты не согласишься, мы вызовем вас в резиденцию святой инквизиции…
– Я согласна, брат Генрих, – перебила аббатиса. – Лишь прошу разрешения присутствовать при допросе сестер.
– Хорошо. Тогда приступим. – Инквизитор потер ладони. – Предлагаю вызвать всех обитательниц монастыря в трапезную, по очереди.
Они входили, смиренно опустив глаза, тихие, бледные, почти бесплотные. На все вопросы отвечали одинаково.
– Знаешь ли ты, что случилось с сестрой Марией?
– Ее убили.
– Кто?
– Враг рода человеческого, – крестились они.
– Как сестре Марии удалось выйти ночью из монастыря?
Ответом было молчание.
– А быть может, сестра Мария состояла с кем-то в преступной связи? Нарушала обет целомудрия? Занималась блудом? Вот и вышла к любовнику?
– Мне ничего не известно, брат Генрих…
– Не занималась ли сестра Мария колдовством или ведовством?
– Мне ничего не известно…
Дан внимательно вглядывался в каждую женщину и девушку, надеясь узнать Настю. Андреас переминался с ноги на ногу, ожидая увидеть сестру, что не мешало барону рассматривать монахинь и послушниц: среди них попадались смазливенькие. Энгель тоже оживился, один Ганс откровенно скучал.