Клинок инквизиции - читать онлайн книгу. Автор: Диана Удовиченко cтр.№ 21

– Три дня назад ты проявила непочтительность к аббатисе, отказалась от пострига, вела себя странно и непотребно, дралась, выкрикивала ругательства. Как ты это объяснишь, сестра?

Настя смиренно повторила версию о греховном соблазне и несчастной любви.

– Женщина – сосуд греха. – Инквизитор возвел глаза к потолку, словно призывая Бога в свидетели безобразий, которые ему тут приходится наблюдать. – А скажи, сестра, не бывает ли у тебя ощущения, что тобою кто-то управляет? Что кто-то поселился в твоей голове, заставляет тебя говорить не своим голосом, выкрикивать слова, которые ты произносить не хочешь?

– Нет, брат Яков, такого не бывало.

– Может быть, у тебя случаются видения? Или одолевают смутные желания совершить непотребное?

Настя решительно ответила, что никаких непотребных желаний, кроме желания быть с любимым, она не испытывает, да и то в последнее время подавляет молитвой и постом.

Шпренгер долго сверлил ее испытующим взглядом, потом сказал:

– Все же твоя грубость во время пострига была странной, сестра Агна. Что ж, ступай. Мать Анна просила за тебя.

Положительно, отвратное место, думала Настя, возвращаясь к трапезной. Молитвы, рабский труд, призраки, чокнутые монашки, инквизиторы, призраки какие-то… Она решила не тратить времени на подготовку и сбежать сегодня же. Лучший план – это его отсутствие, лучшая стратегия – спонтанность.

Настя принялась инспектировать память девицы фон Гейкинг. Юная дворяночка не много знала о городе – всю жизнь просидела взаперти за вышиванием. Насте удалось выжать лишь приблизительную картину: ратуша, площадь перед нею, главные улицы города, храм. Что находится на окраине – Одиллия-Агна понятия не имела, зато припомнилась любимая тетушка Гретель.

Старушка приходилась кузиной ее отцу. Жила в большом доме одна, не считая пожилой подслеповатой служанки. Это было нехорошо, что признавали все родственники, но желающих принять у себя тетушку Гретель не находилось – дама обладала на редкость жестким и склочным характером. Да и сама тетушка не раз говорила, что переедет к дражайшим родичам, лишь когда обезножеет и начнет ходить под себя. Разумеется, вся семья надеялась, что старушка умрет прежде, чем такое случится.

Иногда тетушка наезжала в гости к фон Гейкингам, ее появление было разрушительным, как смерч и цунами одновременно. Она бесцеремонно вмешивалась во все разговоры, лезла в дела, раздавала указания и страшно злилась, если не получала в ответ почтительных благодарностей. Никто из родственников не мог поставить скандалистку на место: тетушка Гретель была очень богата, и каждый надеялся стать ее наследником.

Понимая это, старушка беззастенчиво шантажировала семью, каждую неделю сообщая, что перепишет завещание. На самом деле этот документ оставался неизменным вот уже шестнадцать лет: все свое немалое состояние тетушка собиралась оставить Одиллии. Девушка была единственной, кого своенравная старуха любила. Да что там любила – боготворила и обожала.

«Не смей отдавать ее этому уродцу! – вспомнился скрипучий голос тетушки Гретель. – Он по возрасту мне в женихи годится, а не нашему ангелочку!» Когда Одиллия сообщила, что скорее отправится в монастырь, нежели пойдет за постылого, старуха устроила отцу настоящую баталию: топала ногами, била посуду, грозила проклятием и лишением наследства. Не помогло, отец был непреклонен. Тогда тетушка заявила: «Лучше выкину все золото, чем оставлю семье или монастырю!» – И удалилась, предварительно плюнув на порог и сказав, что ноги ее здесь больше не будет.

Вот к ней и надо уходить, решила Настя. Тетушка Гретель не прогонит и не выдаст. Учитывая хулиганский нрав бабки, еще и довольна останется. Вместе они что-нибудь придумают, а там можно будет и Дана с Сенкевичем искать. Старушка не станет держать ее взаперти. До Равенсбурга не так уж далеко, дом тетушки Гретель находится в центре города, припасы не понадобятся.

Настя отстояла службу, вышла из храма, но вместо прачечной отправилась в галерею, затаилась в нише. Наконец увидела пять пожилых монахинь, спешивших к воротам. Они ухаживали за больными в госпитале для нищих и странников. Настя пристроилась в хвост шествия, склонила голову как можно ниже, засеменила следом, надеясь лишь на чудо. Во внешний двор допускались только старухи – очевидно, во избежание плотского греха.

Ей повезло: после очередного случая бесноватости и визита следователя в монастыре царили страх и тревога. Привратница отперла ворота, не стала разглядывать сестер, лишь рассеянно кивнула.

Во внешнем дворе было людно: бродили оборванные нищенки, ожидавшие раздачи хлеба после вечерней трапезы, чинно, взявшись за руки, прогуливались маленькие девочки из монастырской школы. Возле госпиталя сидели больные, кучка женщин собралась у аптеки, где всем страждущим выдавали лекарственные настои. Перед странноприимным домом стояли телеги, груженные бочками с медом, сырами, мешками с пряжей, аккуратно сложенными вышитыми подушками и покрывалами – все местного производства. Вдоль них прохаживался молодой монах. На продажу повезут, поняла Настя. Вот ее шанс выбраться.

Она подошла к телеге с тряпьем, сделала вид, что поправляет свесившийся край покрывала. Улучив момент, когда монах ушел в голову обоза, перебежала дальше, запрыгнула на телегу с пряжей, скрючилась, затаилась между мешками. Теперь оставалось только надеяться, что телеги выведут со двора прежде, чем ее хватятся.

– Запрягай! – послышалось наконец.

По двору застучали конские копыта. Вскоре раздался скрип ворот – обоз тронулся, выкатился с монастырского двора.

Телега подпрыгивала на ухабах так, что Настя пару раз едва не выпала. Выждав время, осторожно подняла голову, огляделась: постылое аббатство скрылось из виду, обоз двигался в сторону Равенсбурга. Настя решила, что лучше плохо ехать, чем хорошо идти, и не стала выпрыгивать на ходу. Обняла колючий мешок, слушая, как скрипят колеса, устало пофыркивают лошади, солидно переговариваются монахи-возницы.

Через некоторое время к этим звукам примешался шум толпы, чьи-то повелительные выкрики, металлический лязг. Телеги остановились – обоз подъехал к городским воротам. Там должна быть стража, вспомнила Настя. Вдруг им вздумается проверить поклажу? Она напряженно ловила обрывки разговора:

– Мир вам, добрые люди, – мягкий голос монаха.

– Проезжай, – грубый, хрипловатый ответ стражника.

Колеса загремели по каменной мостовой, Настя с облегчением выдохнула. Шум толпы становился все громче, движение обоза замедлялось – впереди была ярмарка. Настя выглянула наружу. Ратушная площадь, подсказала память Одиллии. Решив больше не задерживаться, она ловко спрыгнула на мостовую. В толпе, занятой торговлей, никто не обратил внимания на хрупкую монахиню, выскочившую из груды мешков.

Настя поправила сбившийся платок, скорчила постную физиономию и поспешила прочь от обоза. Пробралась через толпу, вышла с площади и зашагала по главной улице.

До тетушки Гретель она добралась уже в сумерках. Остановилась, разглядывая знакомый и одновременно незнакомый дом. Невысокий забор – летом его покрывают вьющиеся розы, осенью на черном камне драгоценно поблескивает иней. Сам дом – высокий, нарядный, с красной черепичной крышей, витражными окнами и расписными ставнями, даже снаружи выглядел уютно. Настя помнила, как радушно ее здесь принимали, как тетушка задаривала ее подарками и закармливала сладостями. Только вот никакой теплоты в душе эти воспоминания не вызывали, как и персона тетушки Гретель. Все это было чужое, и Настя готовилась включить на полную катушку свои актерские способности, чтобы изобразить любящую племянницу.