Лис не мог видеть, что именно происходило на палубе, но доносившиеся оттуда звуки вполне доступно обрисовывали картину. Когда тяжелый сундук по чьей-то косорукости рухнул с фальшборта, матросы отскочили, чтобы не угодить под него. Будь это настоящий сундук из тех, в котором султан возил награбленное, а уж тем паче свою казну, ему бы ничего не сделалось. Но, увы, «вместилище драгоценностей» лишь только этим вечером было изъято в одном из домов предместья. Едва упав, ящик распался на доски, демонстрируя удивленным пиратам свое «драгоценное» содержимое: одного из лейтенантов благородного общества святого Марка. Не успели моряки ошеломленно выдохнуть, угодивший впросак рубака полоснул ближайшего пирата кинжалом по ноге и, вскакивая на ноги, вонзил в живот другому несчастному короткий меч. На своем веку витальеры Гедике Михельса повидали многое, но такой прыти им встречать, пожалуй, не доводилось. Пока они стремительно выхватывали клинки из ножен, лейтенант расправился еще с двоими. За спиной его слышался боевой клич пресвитерианской гвардии, как объяснил потом Лис:
— Сарынь на кичку!
Девять человек, прибывшие вместе с ним, не могли даже мечтать одолеть полторы сотни пиратов Михельса и оставленных на борту для контроля за происходящим людей Браччо. Но внезапный удар и яростный натиск заставили экипаж попятиться. Завизжали пронзительно боцманские дудки, вызывая на палубу отдыхавших матросов, и те, полуодетые, мчались вверх по трапам с оружием наперевес. В суматохе никто не успел разобраться, откуда среди бегущих матросов очутились какие-то чужаки с белыми повязками на рукавах. Мало ли новых лиц появилось на борту каракки за последние дни? Да и поди разгляди их в потемках. Но голос, властный, требовательный, сразу внес ясность в еще затуманенные мозги:
— Вперед, витальеры! Руби! За Гедике! За Михельса! Круши перуджийцев, смерть Браччо!
Вывалившие на палубу матросы с воплями и ревом набросились на людей Андреа де Монтоне, быстро сообразив, что этот чертов кондотьер решил захватить груженный сокровищами корабль.
— Круши, круши, бей! За Гедике, за Михельса! — орал Камдил, нанося удары и не обделяя ни одну из сторон.
— А ну, стой! — чья-то тяжелая рука ухватила его за плечо. — Это я Гедике Михельс. А ты кто таков?
Вальдар быстро развернулся. Однако недостаточно быстро. Мощный удар ногой сшиб его на палубу. Камдил увидел свирепое, красное в отсвете кормового фонаря лицо и занесенный над головой топор. Он тут же перекатился, услышал позади звук удара отточенного металла в палубный настил. «Может, застрял?» — мелькнуло в голове. Не тут-то было. Топор опять взлетел.
Как обычно бывало в таких случаях, время начало растягиваться, и мир становиться черно-белым. Впрочем, сейчас — то он и не был особенно цветным. Вальдар издал какой-то невнятный рык, крутанулся, пытаясь зацепить лодыжку противника своей ногой. Но старый пират отскочил, разгадав его намерение. Вальдара охватила досада. Ему было необходимо ровно мгновение, чтобы вскочить на ноги. Этого мгновения не было. «Пусть на него кто-нибудь нападет!» — взмолился про себя Вальдар. То, что произошло дальше, потрясло его настолько, что подняться за мгновение Камдилу было не суждено. Прямо из воздуха сами собой вдруг образовались две светящиеся руки, выхватили из стоящего рядом шпиля тяжеленную вымбовку
[44]
и с размаху огрели ею Гедике по макушке. Пират, не издав ни звука, рухнул на палубу, а светящиеся руки, сжимающие вымбовку, так и остались висеть в ночной мгле.
— Вот это да, — прислоняясь спиной к борту и переводя дух, прошептал Камдил. — Асур. Вот спасибо.
Крики и звон оружия раздавались повсюду, времени на передышку не было. Камдил вскочил на ноги.
— Руби! Они убили Михельса! За Гедике! — с такими словами Вальдар снова устремился в схватку, и светящиеся руки с вымбовкой летели за ним, спеша поразить всякого, неосторожно скрестившего мечи с хозяином перстня. Через десять минут все было закончено. Горстка пленных жалась у грот-мачты, ожидая своей очереди быть отправленным на берег.
— Капитан, — подошел к Вальдару Лис, вытирая чьим-то оторванным рукавом кровь из рассеченной брови. — Мы классно поработали. И это само по себе должно нас вдохновлять на прочие нереальные свершения.
— Ты это о чем, Сергей? — насторожился Камдил.
— Не знаю, что сия хреновина с загогулиной обозначает, но только на корабле нет ни Вигбольда, ни нашего с тобой святоши.
Гул, раскатами заполнявший подземелье, заставил Хасана вплотную приблизиться к закованному пленнику.
— Слушай меня, дервиш, — начал тот. — Ибо я расскажу тебе то, что никому не известно.
Хасан благодарственным жестом приложил руку к груди, активизируя связь.
— Что там у тебя? — послышался в его голове вопрос Камдила.
— Возможно, сейчас пойдет конструктив.
— Надеюсь, у нас тоже пойдет. А то получился классический вариант хватания волка за уши. Корабль-то мы захватили, но сейчас у нас на борту всего пятнадцать боеспособных ребят, правда, очень хорошего качества, и куча раненых, а вокруг эскадра, которая бог весть как себя поведет.
— Есть варианты?
— Есть. Браччо прислал лодку с парламентером, обещал нам свободный выход и призовую долю, если мы уйдем со «Святого Климента», иначе пригрозил на рассвете приказать идти на абордаж.
— Скорее всего это блеф. Вряд ли пираты захотят повиноваться какому-то чужаку.
— Вряд ли, — согласился Камдил. — Тем более что крик «Вперед, витальеры! За Гедике Михельса!» на кораблях могли слышать многие. И потому считают, что на каракке перуджийцы, возможно, изменившие и самому Браччо. Но ведь это же не повод идти у него на поводу. Так что в ответ я пообещал: если замечу хоть малейшее движение кораблей или лодок в нашу сторону, велю прорубить днище и отправлю «Святого Климента» в гости к Нептуну, как в свое время херсониты — его небесного патрона.
— Ну что же. Аллах да поможет вам.
— И тебе не хворать.
— …И минуло с тех пор много лет, — продолжал рассказ посаженный на цепь разбойник. — И отец уже состарился, и когда почувствовал, что смерть уже нагоняет его, призвал меня, чтобы рассказать эту историю.
Когда был он молод и силен, вместе с другими молодыми воинами его рода промышлял старинным ремеслом, которым жили многие — брал дань с проходящих караванов. Тот же, кто отказывался платить за безопасный проход по горным тропам, терял все: и жизнь, и богатство. Быть может, ты, дервиш, осудишь его, да и меня с ним, однако так принято в горах, именуемых Крыша Мира. Народ мой испокон веков жил этим. Первейшим среди нас был один храбрец из народа барласов. Его звали Таргай, и не было никого в округе ловчее и храбрее его. Таргай возглавил отряд, в котором был и мой отец, и первое время под его началом эти удальцы не знали беды.