— Спасибо, превосходное, — решила она. — Я
только что вступила в новое столетие. На моем счету это уже третье. Почему бы
моему самочувствию не быть прекрасным? Я собираюсь прожить еще не один век.
— Обязательно проживете, мэм.
Две крошечные географические карты — ее ладони — поправили
стеганое покрывало. Дуэнья подняла голову.
— Что нового в мире?
В ее глазах вспыхнуло ацетиленовое пламя. Врач отвел взгляд.
— Мы все-таки побывали на Нептуне и Плутоне, —
начал он. — Они оказались совершенно необитаемы. Проект «Сахара» встретил
новые затруднения, но эти глупые французы утверждают, что почти все улажено, и
весной начнутся работы…
Ее взгляд плавил летающую в воздухе пыль, превращая ее в
стекловидные чешуйки.
— Повторяю, доктор, — повторила миссис
Муллен. — Что нового в мире?
Он пожал плечами.
— Мы можем продлить консервацию. Причем на значительный
срок.
— Опять консервация?!
— Да.
— Но не лечение?
Он снова пожал плечами.
— Но ведь отсрочка и так превысила всякую меру, —
пожаловалась она. Прежние лекарства уже почти не действуют. Сколько времени
дадут мне новые?
— Этого мы не знаем. Но над вашей проблемой работает
очень много специалистов.
— Значит, вы не можете сказать, когда будет найден
способ лечения?
— Может быть, через двадцать лет. А может быть, завтра.
— Ясно. — Пламя в ее глазах погасло. —
Ступайте, молодой человек. Только включите мой автосекретарь.
Врач с радостью уступил место машине.
Набрав номер библиотеки, Диана Деметрикс заказала «Реестр
Круга». На нужной странице она нажала кнопку «СТОП».
Пока она всматривалась в экран, будто в зеркало, на ее лице
сменилась целая гамма выражений.
— А ведь я выгляжу ничуть не хуже, — заключила
она. — Даже лучше. Еще бы нос чуточку поправить и линию бровей… Да, леди.
Твое счастье, что мужчины — консерваторы. Если бы не их предвзятость к
пластическим операциям, ты была бы на моем месте, а я — на твоем. У-у, стерва!
Из «очистителя Мура» вытек миллионный баррель воды. Морская
и теплая, она превратилась в пресную и прохладную. Пройдя через
«тандем-камеру», она — чистая, вполне пригодная для питья, но ровным счетом
ничего не знающая о своих достоинствах — поступила в водопровод. С другого
конца в «очиститель» вливалась новая порция тихоокеанского рассола.
Осажденные и отфильтрованные вещества годились для
производства псевдокерамики.
Изобретатель этого чудо-очистителя быстро богател.
Температура воздуха на Оаху достигала восьмидесяти двух
градусов по Фаренгейту.
Из «тандем-камеры» потек миллион первый баррель.
Они вышли, оставив Элвина Мура в окружении собачек из
китайского фарфора.
Две стены были от пола до потолка забраны стеллажами. На
стеллажах рядами выстроились синие, зеленые, розовые, желтовато-коричневые,
охряные, розовато-лиловые, шафрановые и цвета киновари собачки —
преимущественно глазурованные. Размерами они тоже отличались друг от друга:
одни были с крупного таракана, другие — с крошечного бородавочника. Напротив
двери, в камине, бушевал настоящий Гадес; в его реве слышался метафизический
вызов жаркому июлю Бермуд.
Каминная доска, на которой стояло несколько собачек, была
частицей Круга. Как был частицей Круга и роскошный стол возле огненного ада. За
столом, укутанная шотландским пледом в черную и зеленую клетку, сидела Мэри Мод
Муллен. Она изучала досье Мура, лежащее перед ней в раскрытой папке.
Разговаривая с Муром, она не поднимала глаз.
Мур стоял возле кресла (сесть ему не предложили) и делал
вид, будто рассматривает собачек и лучину для растопки — и того, и другого
здесь было в избытке.
Мур и к живым-то собакам был совершенно равнодушен, не
говоря уже о фарфоровых. Но в гостиной Дуэньи, на секунду закрыв глаза, он
ощутил клаустрофобию. Со всех сторон на него таращились не безобидные
статуэтки, а чуждые существа, запертые в клетку Последним Землянином. Мур дал
себе слово воздержаться от похвалы радужной стае гончих, очевидно, охотящейся
на жадеитового оленя величиной с чихуахуа. Создать такую скульптурную группу,
подумал он, мог только маньяк, или человек с неразвитым воображением, к тому же
недолюбливающий собак.
Внимательно прочитав его прошение, миссис Муллен подняла
бесцветные глаза и спросила:
— Как вам нравятся мои питомцы?
Сидя за столом, эта узколицая, морщинистая, курносая дама с
огненно-рыжими волосами невинно взирала на посетителя. Мур попытался
воспроизвести мысли, с которыми входил в ее студию. Но безуспешно — вопрос
застал его врасплох. Тогда он решил, что наименее рискованным ответом будет
объективный.
— Они весьма красочны, мэм.
Едва произнеся эти слова, он понял, что ошибся. Совсем
недавно он готов был расхваливать статуэтки до небес.
Он улыбнулся.
— Их тут так много, просто голова кругом идет. Хорошо
еще, что они не лают, не кусают, не линяют и еще кое-чего не делают.
— Мои маленькие разноцветные сучки и сукины
сыночки! — Мэри Муллен тоже улыбнулась. — Они ничего не делают. Они —
своего рода символы. Потому-то я их и собираю.
Она указала на кресло.
— Садитесь. Располагайтесь поудобнее.
— Спасибо.
— Тут говорится, что вы совсем недавно вышли из
счастливых безликих масс, чтобы достичь определенных высот в инженерном деле.
Почему вы решили покинуть эти высоты?
— Я нуждался в деньгах и престиже, поскольку желающему
вступить в Круг они не помешают.
— Так, так. Значит, деньги и престиж — не цель, а
средство?
— Совершенно верно.
— В таком случае, почему вы хотите вступить в Круг?
К этому вопросу Мур подготовился еще месяц назад, но теперь
ответ застрял в горле, и Мур дал ему там умереть. Он вдруг усомнился, что эти
слова, рассчитанные на поклонницу Теннисона, придутся Дуэнье по сердцу.
— В ближайшее десятилетие мир изменится до
неузнаваемости. Мне бы хотелось увидеть эти перемены молодыми глазами.