Ну, я и поведал ему про то, что со мной происходит, и про
то, чем мой случай отличается от всех остальных — как я больше всего на свете
боюсь спать и что делаю, чтобы оттянуть момент погружения в сон. Он задал мне
множество вопросов; именно тогда я и услышал в первый раз термин dauerschlaf.
Казалось, доктора Рудо поразил мой случай, ведь его можно
было соотнести с экспериментальной терапией, практикуемой в Европе и
интересовавшей его в тот момент. Кроме того, выяснилось, что он о моей болезни
слышал, и по тому, как он цитировал выдержки из медицинских журналов, можно
было сделать вывод, что Рудо прочитал все, что печаталось про вирус «Шальная
карта».
Мы проговорили весь день. Я рассказал ему о своей семье и
старике Бентли и о том, как я применяю свои разносторонние таланты. О
превращениях, друзьях, ситуациях, в которые я иногда попадаю... Неожиданно я
понял, что этот человек мне нравится. До сих пор я ещё ни с кем так свободно не
разговаривал. Казалось, его околдовал мой рассказ о тузах и джокерах и о
разнообразных проявлениях шального вируса, с которыми я встречался.
Я говорил, а он только качал головой, когда я описывал ему
самые неприятные случаи воздействия вируса на людей. Он даже устроил длинную
философскую дискуссию на тему о том, что этот вирус может сделать с
человечеством, Я объяснил ему, что обычные люди не часто заводят романы с
джокерами, словно его беспокоили проблемы генетики, но он все качал головой и
повторял, что дело вовсе не в этом, что сам факт существования таких отклонений
от нормы является чем-то вроде раковой опухоли на теле человечества, что эту
проблему нужно рассматривать не с точки зрения биологии: исследователей должен
интересовать социологический аспект данного явления. Я согласился, посчитав его
доводы разумными, однако заметил: по моему мнению, это вопрос из серии «А
дальше-то что?» Ситуация уже возникла, и теперь с ней нужно как-то справляться.
Больше всего Рудо заинтересовал мой рассказ о том, как я
надолго погружаюсь в сон — мой собственный dauerschlaf — и как в процессе
какая-то сила будто разбирает меня на составные части, а потом создает нечто
новое, не похожее на предыдущий вариант. Он задавал мне множество вопросов: что
я чувствую, когда засыпаю и когда пробуждаюсь, помню ли, что происходит, пока
сплю, снятся ли мне сны... А потом поведал мне про dauerschlaf как метод
лечения и о том, что, работая в Европе, имел дело с пациентами, не
пострадавшими от вируса «Шальная карта», и что погружал их в долгий сон при
помощи специальных медикаментозных средств или гипноза с целью привести в
действие способность человеческого организма и мозга восстанавливаться во время
сна. Было очевидно, что ему удалось добиться в этой области определенных
результатов и потому мой случай так его заинтриговал. Аналогия была столь
очевидной, что одно это — как он сказал, — заставляет его заняться моей
проблемой, даже если в результате ему удастся всего лишь привести в порядок мои
ощущения.
Кройд допил пиво, взял другую бутылку, открыл её.
— Мистер Кренсон, — проговорила Ханна Дейвис, и он посмотрел
ей в глаза, — мне кажется, ваш хвост ведет себя несколько нахально.
— Прошу прощения. Иногда он становится чересчур своевольным.
Из-под стола появился полосатый — словно тигровый — отросток
и принялся энергично стучать по земле у него за спиной. Кройд сделал глоток.
— Итак, этот человек объявил, что сможет вас вылечить? —
спросила Ханна.
— Нет, — ответил Кройд. — Доктор Рудо никогда это не обещал.
Позже он предложил мне кое-что другое — довольно хитроумный на первый взгляд
способ стабилизировать мое состояние, чтобы я больше не боялся засыпать.
— Естественно, он вас обманул. — сказала Ханна. — Взял у вас
деньги, возродил в душе надежду, а потом оказался несостоятелен. Верно?
— Неверно, — ответил Кройд. — Он знал, о чем говорит, и
оказался состоятелен. Дело в другом.
— Минутку, — остановила его Ханна. — Если бы кому-нибудь
удалось найти способ смягчить воздействие шального вируса, об этом кричали бы
все газеты мира. Если доктор Рудо добился положительных результатов, почему
никто ничего не знает?
Кройд поднял руку и хвост:
— Подождите! Если бы все было просто, я бы уже закончил свой
рассказ... Прошу прощения.
Он исчез. Боковым зрением Ханна заметила, что мимо бара
скользнула какая-то тень. Потом открылась дверь, тут же захлопнулась. Она
повернула голову, но никого не увидела. В следующее мгновение снова что-то
мелькнуло совсем рядом, и вот уже Кройд сидит на своем стуле и потягивает пиво.
— Ускоренный метаболизм, — объяснил он и продолжал так,
словно и не прерывал повествования: — Пэна Рудо просто потрясла моя история. Я
провел у него весь день, а он исписал заметками несколько страниц. Время от
времени задавал вопросы. Вечером в дверь постучала миссис Вейлер, сказала, что
её рабочий день закончился, и спросила, хочет ли доктор, чтобы она закрыла
дверь в офис, когда будет уходить. Он ответил, что не хочет: мол, сделает это
сам через несколько минут. А потом предложил мне вместе пообедать, и я принял
его приглашение.
Мы отправились в ресторан, съели несколько бифштексов — его
тоже поразил мой метаболизм, — и проговорили все время. После этого мы пошли к
нему домой — очень милая у него оказалась квартира. Я засиделся допоздна. К
тому моменту он уже все про меня знал, мы обсудили множество самых разных
проблем, о которых я обычно ни с кем не разговариваю.
— Это в каком смысле? — поинтересовалась Ханна.