Secretum - читать онлайн книгу. Автор: Франческо Сорти, Рита Мональди cтр.№ 66

Однако успех сего предприятия и сопровождавший его весьма приятный экономический эффект побудили Папу Климента VI сократить интервал между юбилеями до пятидесяти лет. Он назначил следующий святой год на год 1350-й, однако не смог лично принять участие в праздновании, поскольку в это время находился в Авиньоне, тогдашней резиденции Папы, в то время как в Риме свирепствовала чума и город сотрясали бунты под предводительством гнусного плебея Кола ди Риенцо.

Его преемник, Бонифаций IX, уменьшил интервал еще больше и объявил святым годом уже 1390-й, за которым десять лет спустя последовал святой 1400 год. Папа Мартин V праздновал святой год в 1423-м, а Николай V даже два года подряд – в 1450-ми в 1451-м.

Следующие Папы оперировали более длинными интервалами юбилейных лет – двадцать пять лет: Сикст IV праздновал святой год в 1475 году, Александр VI – в 1500-м, Климент VII – в 1525 году. Однако сразу же после этого наметилось значительное ускорение: как Павел III, так и Юлий III отметили три юбилея за четыре года.

Гонка становилась все напряженнее: Пий IV за время своего понтификата провозглашал целых четыре святых года (причем два из них – в одном году), Климент VIII, наоборот, только три. Павел V в усиленном ритме довел празднования до шести: в 1605, 1608, 1609, 1610, 1617 и 1619 году. Но это было ничто по сравнению с Папой Урбаном VIII, который за двадцать лет двенадцать раз отмечал святой год.

Поскольку дело имело невиданный успех, следующие Папы и не думали отклоняться от этого курса: Иннокентий X уместил в десяти годах пять юбилейных лет, Александр VII провозглашал святыми пять из девяти лет, а Клименту IX удалось в два года втиснуть четыре святых года.

Правда, в недавнее время Папы Александр VIII и Иннокентий XI ограничились соответственно одним и двумя святыми годами, однако далее Климент X выстроил три юбилейных года друг за другом (1670, 1672 и 1675), а нынешний Папа Иннокентий XII не мог отказать себе в удовольствии за восемь лет отпраздновать четыре юбилейных.

Все это привело к тому, что чрезвычайные празднества не всегда привлекали в Рим большие массы паломников. Правдой является и то, что юбилейные празднества, поначалу намечавшиеся назначать один раз в сто лет, стали объявляться по малозначащим поводам, которые более поздними поколениями воспринимались с удивлением, а причины некоторых не понимали даже современники.

Например, внеочередные святые годы посвящались Перу, Армении, заморским колониям, маронитам в Ливане, христианам в Эфиопии, то есть сообществам людей, которые у многих верующих, прежде всего у итальянцев и европейцев, не обязательно вызывали чувство сердечного братства.

Другими поводами (естественно, именуемыми злопыхателями предлогами) был Тридентский Вселенский собор, далее – борьба с еретиками, выкуп попавших в руки мусульман пленных, заключение мира между Францией и Испанией или даже вступление в правление нового Папы Римского.

Бросалось также в глаза, что святой год девять раз провозглашался в пользу нужд Церкви, то есть для пополнения папской казны, и что Урбан VIII (позже обвиненный в растрате церковных средств) именно по этой причине объявил святыми сразу четыре года: 1628, 1629, 1631 и 1634.

И если многим верующим было вполне понятно посвящение юбилейных лет борьбе с мусульманской угрозой, неизменно маячившей на Востоке, то гораздо труднее было осознать связь между святым годом, объявленным Пием IV в 1560 году, и разбойничьими походами некоего пирата Драгута.

Как бы там ни было, в течение четырех столетий после первого (пятого (от 1300-го до того юбилейного в 1700 году, который открыл его светлость Папа Иннокентий XII) по первоначальному плану Папы Бонифация VIII должно было быть провозглашено пять святых лет. Вместо этого их объявляли тридцать девять раз.

«Неужели такая легкость не влечет за собой опасности того, что сила молитв верующих, обращенных ко Всевышнему, ослабнет или совсем исчезнет?» – с озабоченностью и сомнением спросил я себя. Мое сомнение только усилилось, когда я подумал, сколько нечестных людей притягивает к себе юбилей, создавая условия для многих невеселых происшествий, как то, свидетелем которого я только что стал.

Однако размышления над такими волнующими вопросами должны были уступить место заслуженному сну. Я добрался домой и наметил себе позже попросить совета по данному вопросу у дона Тибальдутио Лючиди, капеллана виллы Спада.

Как я и предполагал, Клоридии дома не было. Она, конечно же, осталась на вилле Спада, чтобы позаботиться о беременной княгине Форано. Тем лучше: я скорее бы умер, чем дал бы ей увидеть меня в таком ужасном состоянии, воняющего навозом. Я тут же наполнил чан и погрузился по шею в воду, чтобы избавиться от зловония, которым я пропитался. Выливая ведро за ведром себе на голову, я дрожал скорее от воспоминаний о перенесенной опасности, чем от холодной ванны. Пока я мылся, а потом вытирался насухо, наступил почти полдень. Дневное светило безжалостно посылало свои лучи вниз, оно будило чувства и призывало смертных к действию. Оставаясь равнодушным к этому сияющему призыву, я, почти умирая от усталости, доплелся до постели и вознес, уже в полусне, благодарственную молитву Богоматери, ибо она спасла мне жизнь.

Мои руки еще были сложены в молитве, когда я увидел записку. Она была написана слегка дрожащей, но решительной рукой. Об авторстве я мог легко догадаться:

«Прождал всю ночь. Упорно жду твоего отчета».

Перед тем как уснуть, свою последнюю гневную мысль я посвятил аббату Мелани: из-за него я чуть не подох, причем совершенно напрасно. Он хотел известий от меня? Он получит их в соответствующее время, но не раньше.

* * *

Я проспал немногим более двух часов, что, конечно, было недостаточно, чтобы вернуть мне силы, но теперь, по крайней мере, я мог ходить, думать и говорить.

Только я принял решение назло дону Паскатио и аббату Мелани остаться дома, пока за мной не пришлют кого-нибудь, как внезапно, словно удар плети по голой спине, меня вывела из раздумий одна мысль: я забыл, что сегодня – великий день, день свадьбы племянника кардинала Спады!

Когда я пришел на виллу, там царила атмосфера эйфорического рвения. Не только подручные, носильщики, лакеи и поварята с озабоченным видом носились в разных направлениях по дорожкам, в саду и между строениями поместья – в этот день видно было пеструю, веселую толпу людей искусства, которым предстояло своими представлениями скрашивать часы ожидания после свадебного банкета: это были музыканты оркестра.

Я сразу же осведомился о Клоридии. Спросив нескольких работников, я узнал, что она все еще в хоромах княгини Форано и не выходила оттуда ни разу за ночь. «Хорошо, – подумал я. – Если она так занята, то у нее уж точно не было времени беспокоиться о моей скромной особе».

Итак, я отправился к боскету и далее к часовне, на площади перед которой сегодня пополудни должна была праздноваться сиятельная свадьба Клемента Спады, племянника его преосвященства кардинала Фабрицио Спады, и Марии Пульхерии, племянницы кардинала Бернардино Роччи.