Secretum - читать онлайн книгу. Автор: Франческо Сорти, Рита Мональди cтр.№ 50

Конечно, я знал продолжение настолько хорошо, что мог бы и во сне рассказать его, и пока несколько рассеянно отвечал на сексуальную атаку Клоридии, мысленно повторяя вместе с ней: королева во время любовного акта так засмотрелась Андромедой, что зачала девочку, которая была похожа на нее. Такое объяснение давали гимнософисты, мудрейшие люди той страны. И Аристотель подтверждает это…

– И Аристотель подтверждает это, рассказывая, что в стране мавров одна женщина-негритянка, совершив супружескую измену с эфиопом и забеременев, родила белую дочку, после чего она же, выйдя замуж за белого человека, родила черного сына. И святой Иероним рассказывал, что великий Гиппократ оправдал обвинявшуюся в супружеской измене женщину, которая родила девочку, непохожую на отца. Он засвидетельствовал перед судом, что причина была в висевшем на стене портрете, на который эта женщина неотрывно смотрела в момент совокупления.

«Я могу быть спокоен, – думал я, с нетерпением дожидаясь окончания рассказа, – если даже великие Гиппократ, Плиний и Авиценна имели наглость совершить клятвопреступление во имя спасения чести и жизни роженицы и ее ребенка, придумывая бабушкины сказки, то моя Клоридия попала в хорошую компанию».

– Алькато, а до него и Квинтилиан, – продолжала Клоридия, возясь с моей одеждой и давая волю чувствам, – отвел от другой женщины, родившей черную дочь, подобное обвинение, хотя сама она и ее муж имели белый цвет кожи. В ее защиту был приведен тот аргумент, что в комнате находилось изображение эфиопа.

– А потом? Ты рассказала ему историю про овец Якова? – спросил я, желая доставить ей удовольствие и уже начиная опасаться результатов ее действий с моей одеждой.

– Само собой разумеется, – ответила она, не позволяя себе отвлечься от намеченного плана.

– А твоя теория о том, что даже пища может влиять на вид новорожденного? – спросил я, проводя губами по ее ладоням, чтобы удержать их от дальнейшего обыска, к которому они так упорно стремились.

– М-м-м, нет, – проговорила она с легким смущением. – Помнишь, как я принимала роды у жены швейцарца – хозяина кофейни? Так вот, на мою попытку развеять подозрения объяснениями насчет того, что между разными животными больше схожести, нежели между людьми, поскольку животные едят однообразную пищу, а люди – разнообразную, он ответил злым взглядом и словами, что горные жители на его родине, как мужчины, так и женщины, не едят ничего иного, кроме каштанов и козьего молока, тем не менее также отличаются друг от друга, как и мы.

– А ты?

– Я все же выкрутилась и опять благодаря разным историям о родах. Я поклялась ему, что во всем мире считается, будто тяжелые роды и упорные мысли женщины способны отметить тело еще не рожденного ребенка схожестью с тем предметом, о котором думала женщина. Разве не появляются ежедневно на свет дети с родимыми пятками, имеющими цвет свиного мяса, иди яблок, или вина, или винограда, или с похожими родинками? Таким образом, сила воображения женщины может еще в материнском лоне оставить свои следы на уже сформировавшемся теле ребенка, то есть отметить его различными знаками, отображающими мысли женщины. Короче говоря, я сказала ему: «День и ночь ты используешь бедную женщину, заставляя ее подавать кофе клиентам. Так тебе и надо: при таком количестве чашек кофе, на которые ежедневно вынуждена смотреть бедняжка, неудивительно, что она родила тебе сына такого же цвета!»

О да! Как можно прочитать у Чезаре Баронио, даже великий Тертуллиан, знаменитый человек, дал какой-то ничтожной бабе убедить себя в том, что души праведников – цветные. А тут моя хитрая и образованная Клоридия позволит какому-то рогатому хозяину кофейни, к тому же туповатому швейцарцу, загнать себя в угол? Я завороженно слушал отчет своей супруги о ее геройских подвигах, а она между тем возобновила свои ласки.

– Значит, сила воображения мужчины вообще не имеет значения? – спросил я, старательно изображая изумление, чтобы хоть чуть-чуть освободиться от ее жарких объятий.

– Тут возникает серьезное сомнение. По Аристотелю, да. По Эмпедоклу и Гиппократу, да славится его имя, она уступает по силе женской, которая действует очень энергично, – объяснила она, начиная тоже действовать весьма энергично. – За исключением одного случая. Умного отца и глупого сына. Почему иногда у умного отца сын бывает глупым? Это не может быть волей матери. Но именно так оно и есть, скажу я тебе. Большинство ученых мужей постоянно пребывают в унылом настроении, а уныние – кровная сестра безумия: и то и другое глубоко противно женщине при половом общении. И может произойти так, что в душе женщина больше желает отдаться веселому дураку, чем унылому ученому. Не говоря уже о том, что рассеянные мужья очень плохо отдаются тому занятию…

Я вздрогнул от стыда. Клоридия была права. Я не ответил на ее огненную страсть, оставаясь грустным и рассеянным. Даже все ее женское искусство, которое она призвала на помощь, от прямого искушения до энергичных ласк, не могло подтолкнуть мой запуганный «язык колокола» к выполнению сладкого, священнейшего супружеского долга. При этом еще недавно я так горячо желал ее! К черту эти дурные мысли о переплетчике, аббате, ворах и обо всем прочем, что привело меня к такому ужасному замешательству!

– Значит, ты предпочла бы глупого, но веселого супруга, любимая жена? – спросил я ее.

– Ну, веселый и глупый муж – это самое лучшее для душевного склада будущего ребенка. Дело в том, что при совокуплении такой муж доставляет женщине настолько сильное наслаждение, что пробуждает в ней желание к столь многой радости добавить еще и мудрость, после чего посредством силы воображения она родит веселого мальчика, обладающего острым умом.

Я смущенно улыбнулся. Она встала и снова застегнула крючки своего корсета.

– Ну, выкладывай, что тебя так беспокоит?

Наконец-то у меня появилась возможность рассказать ей обо всем: о появлении Мелани, о краже моих мемуаров, о задании служить ему в качестве биографа в эти дни, о мучивших меня сомнениях, о покушении на Атто, не забыв упомянуть и о необъяснимой смерти переплетчика. Прежде всего, однако, я рассказал ей о таинственной Марии, с которой Атто вел секретную переписку и в которой я позже узнал мадам коннетабль Колонну, и о смутившем меня посещении виллы «Корабль». И в конце концов я признался ей в двойном нападении неизвестных – на Бюва и на меня.

Известие о том, что кто-то влез в наш дом и устроил огромный беспорядок, заставило ее подскочить.

– И ты говоришь мне об этом только сейчас? – закричала Клоридия, широко раскрыв глаза, и посмотрела на меня так, словно вдруг поняла, за какого идиота вышла замуж.

Моя пламенная супруга совершенно забыла, как долго мне пришлось ждать, пока иссякнет поток ее слов.

Однако успокоилась она довольно скоро: как только она узнала, какую сумму заплатил нам аббат уже сейчас, к ней моментально вернулось хорошее настроение.

– Значит, аббат Мелани снова в стране, чтобы наделать бед… – заметила Клоридия.

Моя жена никогда не испытывала особой симпатии к аббату: от меня она знала обо всех гадостях, на которые был способен кастрат, красноречие дипломата оставляло ее равнодушной, и она не пережила всех тех бесчисленных перипетий, которые пережил я вместе с ним.