«1, 2, 3, 4. Сложи, чтобы отпереть дверь».
— Думаешь, он про ту дверь на четвертом этаже Больницы? Которая ведет к лифту на криоуровень?
— Вряд ли. Про ту он сам тебе сказал, он знает, что я за ней была. Раз подсказки оставлены для меня, думаю, он имел в виду другую запертую дверь.
— Но у нас больше нет… — начинаю я и сам себя обрываю. На корабле немного запертых дверей, притом большинство из них я могу открыть, используя биометрический сканер. Но есть целый отсек, полный дверей, заблокированных кодом, которого не знал даже Старейшина.
— Двери на криоуровне. Рядом со шлюзом.
Эми кивает.
— Скорее всего.
— Вид-экран у тебя с собой?
Она вытаскивает его из кармана, и я вставляю туда карточку. Эми проводит пальцем по окошку идентификатора. Экран оживает; на нем — лицо Ориона. Поколебавшись мгновение, Эми наклоняется ближе ко мне — так, чтобы видеть экран, но не настолько близко, чтобы нечаянно коснуться.
«запуск видеофайла»
Ориона едва можно различить в тени. Он сидит на четвертой ступеньке большой лестницы, которая исчезает из виду за ним. Его правая рука нервно, почти тревожно постукивает по колену.
— Где это он? — спрашивает Эми.
Качаю головой, сосредоточившись на видео.
Камера дрожит — Орион настраивает изображение. Голос его звучит мягко, почти ласково.
ОРИОН: Первым делом я хочу сказать, что мне очень жаль Кейли. Я не хотел ее смерти.
— Это он ее убил? — ахает Эми.
Я ничего не говорю, но в живот мне словно камень падает.
ОРИОН: Я ее не убивал. Но это почти целиком моя вина. Она догадалась. Узнала самую главную тайну Старейшины. То, что он не хотел никому раскрывать.
— Что это могла быть…
— Ш-ш-ш.
Орион, замолкнув, с трудом сглатывает, будто волнение мешает ему говорить.
ОРИОН: Эми, ты должна знать — если решишь продолжать поиски, — что убийство Кейли было предупреждением. Ее уже не вернуть, но кое-что я сделать могу. Поменять замки. Старый дурак их даже не проверил.
Орион резко умолкает. Взгляд его становится рассеянным.
ОРИОН: Я больше не знаю, что хорошо и что плохо. С самой ее смерти. Не знаю, нужно ли остальным на корабле знать то, что узнала она. Не знаю, нужно ли ей было знать правду.
Орион садится поудобнее.
ОРИОН: Не знаю, стоила ли ее жизнь спасения корабля.
Он пожимает плечами, будто допуская, что это убийство можно оправдать или хотя бы понять.
ОРИОН: Может быть, да. Может, Старейшина прав. Правда… не уверен, что она кому-то нужна.
Орион заправляет прядь волос за ухо.
Я заправляю прядь волос за ухо.
ОРИОН: Вот почему нам нужна ты, Эми. Ты поймешь. Потому что ты родилась на планете, но успела пожить на «Годспиде». Ты — единственная на корабле, кто может понять, что делать с этой тайной.
Он смотрит прямо в камеру, и мне кажется, будто мы встречаемся взглядами.
ОРИОН: Я видел оружейную. Старейшина показал. Прямо перед… В общем, я начал задавать вопросы. Например: если мы летим с мирной, исследовательской целью, как он утверждает, то почему вооружены, словно отправляемся на войну?
Бросаю взгляд на Эми, но она полностью поглощена экраном. Камень у меня в желудке, кажется, все увеличивается. Ее никогда не устраивало объяснение Ориона, почему он начал убивать замороженных — она считала мысль, будто они будут эксплуатировать рожденных на корабле, его навязчивой идеей. Вряд ли она даже поверила в то, что оружейная вообще существует, хоть Орион и говорит так убежденно.
Он оглядывается через оба плеча, охваченный внезапным страхом. На лице его то ли стыд, то ли испуг. Или даже и то, и другое.
ОРИОН: Значит, что тебе нужно сделать, Эми. Тебе нужно своими глазами увидеть оружейный склад. Ты жила на Сол-Земле, твой отец — военный. Ты должна разбираться в таких вещах. Подумай и представь, каких размеров арсенал должен быть на таком корабле, как наш. А потом сходи и посмотри.
Орион пропадает из кадра, а потом наклоняется вперед, и лицо его заполняет весь экран.
ОРИОН: А, и еще. Чтобы пройти через запертую дверь, нужен код, так? Так вот что я тебе скажу, Эми. Иди домой. Слышишь? Там ты найдешь ответ. ДОМОЙ.
На этом экран гаснет.
«конец видеофайла»
24. Эми
Домой? Домой? Какого черта он имел в виду? На Землю? Ага, сейчас. На новую планету? Тоже нереально.
— Может, он хотел сказать, что следующая подсказка спрятана внутри атласа, например? — предполагает Старший.
Ха-ха, Орион, очень смешно. Мой дом — просто книжка с картами мест, в которых мне уже никогда не побывать.
— Может быть, — отвечаю вслух. — Наверное, проверить стоит.
Старший ставит картину на пол — осторожно, бережно — и смотрит на нее через плечо, пока мы возвращаемся из крошечной спальни в ванную комнату, а потом в большую спальню. Лил все еще лежит на кровати, но, увидев нас, подскакивает.
— Вы ее заберете, да? — выплевывает она.
— Нет, — говорит Старший. — Она твоя.
Моргнув, Лил вперивает в него взгляд.
Секунду смотрит на меня, но тут же отводит глаза, похоже, просто не выдерживает моего вида.
— И я проверю, чтобы тебе доставили еду, — добавляет он. — А еще Дока пришлю. Он там новые пластыри разработал, должны помочь.
Мы уходим; Лил кивает, но не встает с постели. Я спрашиваю себя: интересно, вскочит ли она сейчас, побежит ли проверить свою драгоценную картину? Или ей уже и на это наплевать?
Пока мы спускаемся по лестнице обратно на городские улицы, Старший включает вай-ком и начинает отдавать приказы — сначала про доставку еды, потом про лекарства. Он так сосредоточен, что не замечает, что за нашим спуском следит какой-то хмурый человек.
— Где она? — спрашивает он требовательно и наклоняется вперед, так близко, что Старший пятится, пока не натыкается на перила лестницы.
— Кто?
— Лил. Ты заставишь ее работать? Потому что так не честно — я работаю, а она нет!
— Стиви, она больна. Ей нужно время. Я сообщил Доку…
— Ничего она не больна! Просто ленится! — рычит тот.
Старший поднимает вверх обе руки.
— Стиви, я делаю что могу. Она вернется к работе, когда будет гото…
Но он не успевает закончить фразу и только изумленно распахивает глаза, когда Стиви замахивается и кулаком бьет его прямо в челюсть. Старший отлетает на пол. Только ему удается подняться, держась за перила, Стиви снова обрушивает на него удар. Старший отшатывается, но на этот раз не падает.