Потому, надо полагать, что никому это по-настоящему не надо.
Мужчине – потому, что он продолжает искать новизны с тех самых пор, как был
пещерным человеком, которого вел могучий инстинкт продолжения рода. Ну, а
женщине? По собственному опыту Хайди могла судить, что получить наслаждение в
объятиях своего избранника хочется лишь в первые годы брака, а потом страсть
утихает, превращаясь во все более редкое исполнение супружеских обязанностей,
но женщина никогда не признается в этом, ибо думает, что такое случилось с ней
одной. И все лгут, вводя в заблуждение подруг, притворяясь, что устали от
любви, что не в силах еженощно удовлетворять желание мужа.
И тогда они стараются занять себя чем-нибудь еще –
воспитывают детей, возятся на кухне, наводят в доме порядок, оплачивают счета,
терпеливо и кротко сносят выходки мужа, путешествуют (хотя во время этих
путешествий больше думают о детях, чем о себе). Некоторые даже занимаются
любовью. Но только не сексом. Да, ей следовало бы быть более откровенной с этой
бразильской девушкой, на вид такой невинной, по возрасту годящейся ей в дочери
и еще не успевшей понять, как устроен мир. Она эмигрантка, живет на чужбине,
тяжело и много работает (и работа, наверно, не доставляет ей удовольствия),
ждет встречи с человеком, за которого можно будет выйти замуж, изобразить во
время медового месяца неземное наслаждение, обрести стабильность и защиту,
продолжить этот таинственный человеческий род – и сразу же забыть все эти
оргазмы, клиторы, «точку G», открытую, подумать только, лишь в XX веке! Стать верной
женой, хорошей матерью, стараться, чтобы дом был уютен и изобилен, время от
времени мастурбировать, думая о встреченном на улице мужчине, который поглядел
на нее с вожделением. Делать вид, соблюдать приличия – Господи, почему наш мир
так заботится о внешних приличиях?!
Из-за них она и не ответила на вопрос, был ли у нее
кто-нибудь, помимо законного супруга.
Эта тайна умрет во мне и вместе со мной, подумала она. Муж
всегда был для нее всем на свете, хотя секс у них остался в далеком прошлом. Он
был идеальным спутником жизни – честным, щедрым, добрым. Он делал все, чтобы
его семья ни в чем не нуждалась, чтобы все, кто находился в его «зоне
ответственности», были счастливы. Именно о таком муже мечтают все женщины, и
потому Хайди так терзало воспоминание о том, как однажды она пожелала другого –
и желание свое исполнила.
Она вспомнила, как они встретились. Она возвращалась из
горного городка Давоса, когда из-за схода лавины движение поездов было на
несколько часов прервано. Хайди позвонила домой, предупредив, чтобы не
беспокоились, купила несколько журналов и приготовилась к долгому ожиданию.
И тут увидела неподалеку человека с рюкзаком и спальным
мешком. У него были полуседые волосы, темное от загара лицо, и он, казалось,
был единственным, кого нисколько не тревожило, что поезда не ходят. Наоборот,
он беспечно улыбался и оглядывался по сторонам, ища, с кем бы поговорить. Хайди
открыла было журнал, но тут – о, как таинственно устроена жизнь! –
встретилась с ним глазами и, прежде чем успела отвести их, он уже оказался
рядом.
И заговорил, не дав Хайди со свойственной ей учтивостью
извиниться и сказать, что ей нужно дочитать важную статью. Сказал, что он
иностранец, писатель, что в Давосе у него была деловая встреча, а теперь из-за
того, что поезда не ходят, он не успевает в аэропорт. Не поможет ли она ему
найти в Женеве отель?
Хайди поглядела на него с удивлением: опоздать на самолет,
сидеть здесь, на неудобной станции, ожидая, пока ситуация не разрешится, –
и при этом сохранять полнейшее хладнокровие и благодушие.
А он между тем продолжал говорить с ней так, словно они были
давным-давно знакомы. Рассказывал о своих путешествиях, о тайне писательского
ремесла и – к удивлению и ужасу своей собеседницы – обо всех женщинах, которых
любил на протяжении жизни. Хайди только кивала, а он говорил без умолку. Время
от времени извинялся за то, что совсем заболтал ее, просил рассказать о себе,
но на это она могла ответить лишь: «Я – человек, ничем не примечательный, такая
же, как все».
И внезапно она поймала себя на том, что не хочет, чтобы
пришел поезд, ибо этот разговор захватывал ее все сильнее и сильнее, и речь у
них шла о таком, что было ей знакомо только из книг. И, зная, что никогда
больше не увидит этого человека, а потому набравшись храбрости (позднее она
сама не понимала, как решилась на такое), Хайди принялась расспрашивать его обо
всем, что ее интересовало. Она переживала в ту пору не лучшее время – муж стал
очень ворчлив и брюзглив, часто раздражался по пустякам, и Хайди хотела знать,
как бы она могла сделать его счастливым. Незнакомец сделал несколько точных и
оригинальных замечаний, рассказал к случаю какую-то историю, но то, что она
упомянула мужа, не очень его обрадовало.
«Вы – очень интересная женщина», произнес он фразу, которую
она не слышала уже много лет.
Она не знала, как реагировать на это, и писатель, видя ее
замешательство, заговорил о пустынях, о горах, о затерянных в глуши городках, о
женщинах под покрывалом или обнаженных по пояс, о воинах, морских разбойниках,
мудрецах.
Пришел поезд. Они сели рядом, и Хайди была уже не замужняя
дама, мать троих детей, владелица шале на берегу озера, а искательница
приключений, едущая в Женеву впервые в жизни. Она разглядывала проплывавшие в
окне вагона горы, реку, и ей было хорошо от близости мужчины, желающего соблазнить
ее (потому что все мужчины только о том и думают) и потому старающегося изо
всех сил произвести на нее впечатление. Она думала о том, в скольких других
мужчинах угадывала она это желание, никогда не давая никому ни малейшего
шанса, – но сегодня мир стал иным, а она – подростком тридцати восьми лет
от роду, с замиранием сердца наблюдающей за тем, как ее обольщают. Ничего
прекрасней не испытывала она никогда.
Осенней порой ее жизни – пожалуй, слишком рано пришла она,
эта пора, – когда казалось, что сбылось уже все, о чем загадывала,
появился этот человек и, не спросив разрешения, приблизился вплотную. Сойдя на
перрон женевского вокзала, она показала ему отель (самый скромный, как он
настойчиво повторял, потому что должен был улететь на родину в тот же день и не
желал ни на час задерживаться в безумно дорогой Швейцарии), а он попросил ее
дойти с ним до номера, посмотреть, все ли там в порядке. Хайди согласилась,
хоть и догадывалась, что ее ждет. Едва за ними закрылась дверь, они принялись
целоваться с неистовой страстью, он сорвал с нее одежду и – Боже
милосердный! – оказалось, что этот писатель знает тайные тропы, ведущие
женщину к наслаждению. Видно было, что все страдания женщины и причины того,
что называется умным словом «фрустрация», для него – открытая книга.
Они предавались любви целый день, и лишь когда начало
смеркаться, очарование рассеялось, и Хайди произнесла фразу, которую, будь ее
воля, не произнесла бы никогда:
«Я должна идти домой. Меня ждет муж».