Сейф за картиной Коровина - читать онлайн книгу. Автор: Анна Князева cтр.№ 25

– Теперь всем стану рассказывать, как правильно проходить собеседование.

– Я что-то не так сделала? – слабым голосом спросила Дайнека.

– Хороший вопрос! О-о-отличный вопрос! Как выяснилось, сделала то, что нужно: зашла в кабинет шефа, сказала свое имя и упала замертво.

Дайнека ужаснулась. Вспомнила, как шла по бордовому ковру, как… Господи! Что она наделала, упустила такой шанс!

Увидев ее реакцию, Ольга сменила тон:

– Он принял тебя. Ты получила работу. У Владимира Николаевича было такое лицо, будто это он виноват в том, что случилось с тобой. Да…

К Дайнеке склонился доктор:

– Вам не о чем беспокоиться. Вы просто переутомились или переволновались. Отдохнете, выспитесь – и придете в норму. Всего хорошего.

Открывая дверь, чтобы выйти, доктор сделал шаг в сторону и пропустил входящего мужчину. Им был Владимир Николаевич, или Воланд, как все его здесь называли. Это Дайнека еще помнила.

Ольга смущенно отошла.

Дайнека сделала попытку вскочить на ноги – ей показалось неудобным лежать в присутствии такого значительного человека. Отсюда, снизу, Воланд казался еще выше и внушительнее.

– Нет-нет! Уж лучше лежите! – Он решительно остановил ее.

Не подчиниться такому приказу было невозможно. Привыкший к неограниченной власти, Воланд умел повелевать. При этом его несомненная авторитарность, создававшая огромную дистанцию между ним и подчиненными, не имела ничего общего с так называемым произволом работодателя. Дайнека сразу почувствовала его неординарность и завораживающую силу личности. Всей своей внешностью, большой крепкой фигурой, волевым лицом и запоминающимся взглядом Владимир Николаевич ассоциировался с единственным точным словом – могучий. Дайнека успела разглядеть его темные, без седины, волосы и удивительные руки. Такие кисти она видела только у античных скульптур. Сколько поколений, национальностей и характеров слились в этом мощном человеке, похожем на потомка далекой избранной касты Азиатского континента…

– Вы меня очень напугали, Людмила.

– Простите, сама не знаю, как получилось…

– Вам уже известно, что вы приняты на работу?

– Да. Но ведь я…

Дайнека хотела возразить, что ничего не успела рассказать о себе, но Воланд ее перебил:

– Второго такого собеседования я не переживу. Завтра можете выходить на службу.

Попрощавшись, он вышел из комнаты.

Как будто в забытьи, Дайнека проговорила:

Могуч и телом, и умом.

Во взгляде хватком – жажда власти,

А в звуках гневной речи – гром,

Извергнутый вулканом страсти.

– Чьи это стихи?

– Мои…

Ольга недоверчиво покачала головой:

– Да ну? И когда ты их сочинила?

– Только что.

– Еще одна! Влюбилась, что ли?

– Да нет. Просто само собой получилось… на нервной почве…

Напротив Дайнекиной двери на ступенях сидел Джамиль.

Сколько он так просидел? Этот вопрос возник сразу, как только Дайнека заметила его, поднявшись на этаж.

– Здравствуй, – сказал он, вставая на ноги. – Ты пряталась от меня?

– Нет. Мне нужно было о многом подумать.

– Пригласишь к себе?

– Заходи.

Джамиль шагнул в квартиру и осмотрелся.

– Ну вот, со второй попытки…

Дайнека первой прошла в комнату, села на диван и поймала себя на мысли, что не знает, о чем говорить. Она чувствовала себя неловко: было страшно не соответствовать тому высокому напряжению, которое возникло между ними в прошлую встречу…

Опасения оставили ее после того, как Джамиль приблизился к ней, взял за руки и, притянув к себе, обнял.

Дайнека с облегчением сказала себе:

«Ну вот я и дома…»

Лежа в постели, она думала, что постепенно все обретает смысл и занимает свои места. В углу, в кресле, посапывает пес Тишотка, который любит ее и с нетерпением ждет. Она ему нужна, и он ей нужен не меньше. Рядом лежит мужчина, который, кажется, любит ее.

Дайнека встала с постели, стараясь не разбудить Джамиля, и, пройдя несколько шагов по коридору, открыла дверь гостиной.

Дом затих. Она включила неяркий свет и опустилась на диван. Отыскала глазами карандашный портрет Нины. Вглядываясь в ее лицо, пыталась угадать, как складывалась жизнь подруги в последние месяцы, чем та жила, мучилась, кого любила.

– Почему тебя убили, Нина? – тихо спросила Дайнека.

Прислушиваясь к своим словам, подумала, правильнее спросить: «За что?»

Дайнека встала и включила музыку. Ей было необычайно хорошо, может быть, впервые за те годы, что прожила в этом доме.

«Странное дело, – продолжала рассуждать Дайнека, – живет себе человек спокойно, и вдруг несколько дней переворачивают, ломают его жизнь и все представления о том, что будет дальше».

Не отрывая взгляда от портрета, Дайнека все четче осознавала, что, не разобравшись в подробностях гибели Нины, не открыв главных фигурантов случившейся трагедии, она не сможет построить свой новый мир. Ей предстояло найти ответы на множество вопросов, преодолевая видимое и невидимое сопротивление и, быть может, ставя себя на грань смертельного риска.

Первым, о ком Дайнека подумала, приступая к анализу, был Виргилиус. Кто он? Какие у него могли быть причины убить Нину? Ее беременность, привязанность? Может быть.

Предположим, у него есть семья, возможно, взрослые дети… Дайнека возмущенно отмахнулась от этой версии. Думать, что Нина была способна шантажировать своего возлюбленного, мог только человек, который ее не знал.

Так что же тогда? Она вспомнила текст его последнего послания: «Нам необходимо срочно поговорить. Буду в девять вечера».

Значит, было о чем говорить, была какая-то проблема, которая требовала безотлагательного обсуждения. А срочно, как известно, обсуждаются только важные события или те, что случаются неожиданно.

И что дальше? Виргилиус пришел, состоялся серьезный разговор… И он ее убил? Почему?

И еще вопрос – почему все произошло так быстро? Он даже не прошел в комнату. Важные проблемы не обсуждаются в коридоре, впопыхах.

Дайнека поежилась. Получается, что он шел, заранее зная, что убьет.

Так, видимо, и было, он успел только убить…

Непонятно только одно: почему Виргилиус пришел позже назначенного времени. Ведь в послании говорилось о девяти часах вечера.

Но в девять он не пришел. Розовая Роза сказала, что Нина долго ждала у окна, и это «долго» продолжалось почти два часа.