— Я храбр, но не молод, — заговорил Клочков, подлаживаясь под тон якобы задушевного разговора, принятого на Востоке. — И кто позаботится обо мне, если я буду ранен и больше не смогу держать в руках оружия? Кто позаботится о моей осиротевшей дочери?
Прапорщик уже и думать забыл, когда в последний раз бывал дома. Его дочь, бывшая проститутка, владела собственным массажным салоном и за всю сознательную жизнь не получила от папаши ни одной копейки. Однако речь получилась убедительной, и это было заметно по глазам Шухарбаева.
— Вам заплатят восемь тысяч, — сказал он.
— Позвольте мне подумать несколько дней, господин председатель.
Прапорщик потупил взор, что при его внешности смотрелось достаточно комично.
— Доводилось ли вам когда-нибудь слышать притчу про упрямого осла? — осведомился Шухарбаев со зловещей улыбкой, от которой его постное лицо оживилось и помолодело.
— Это про того осла, который умер от голода в десяти шагах от охапки сена? — почтительно осведомился Клочков.
— Нет, — был ответ. — Про того, который сбросил новый барабан, купленный хозяином, и сам превратился в барабан.
Намек был более чем прозрачным. С другой стороны, диалог пока продолжался, так что сдаваться было рано.
— Я, может быть, и осел, — сказал Клочков, притворяясь обиженным. — Но я был бы ослом вдвойне, если бы не использовал свой шанс ухватить звезду с неба.
— И сколько стоит твоя звезда? — спросил Шухарбаев, невольно проникаясь уважением к изворотливому собеседнику.
— Пятнадцать тысяч, — ответил тот.
— Это большие деньги.
Клочков пожал плечами.
— Очень большие деньги, — повторил Шухарбаев, который мог позволить себе проживание в отеле, апартаменты которого обходились в двадцать пять тысяч долларов за одни сутки.
Это был десятикомнатный номер во «Дворце Эмиратов» с садом и золотой сантехникой. Ай, какие незабываемые, какие волшебные ночи провел там главный комитетчик Казахстана, окруженный всевозможными кальянами и танцовщицами! Этому безмозглому русскому даже не снилось такое. Предел его мечтаний — пятнадцать тысяч баксов, которые он истратит на подержанную иномарку или пропьет с такими же нищими горлопанами, как он сам. Бедняки вечно хнычут, что у них нет денег, а сами не способны разумно распорядиться ими. Особенно если Всевышний не проявил милость, позволив им родиться в одной из стран, где почитают имя Аллаха.
Пока размышлял Шухарбаев, думал и Клочков и, наконец, нашел достойный ответ.
— Я бы отнесся к вам неуважительно, господин председатель, — молвил он, — если бы запросил меньше. Это означало бы, что я не понимаю всей ответственности, возлагаемой на меня.
— А ты понимаешь?
«Выкать» прапорщику генерал перестал. В этом больше не было никакой необходимости.
— Надеюсь, — сказал Клочков, отметив про себя, что беседа перешла в последнюю, решающую фазу.
Каков будет ответ Шухарбаева? Ответ оказался положительным.
— Хорошо, — кивнул Шухарбаев, — считай, что мы договорились.
— Я не сказал самого главного, господин председатель Комитета Национальной Безопасности.
— Так говори.
— Деньги должны быть выплачены вперед, — произнес Клочков с чувством человека, бросающегося в бездну и не знающего, раскроется ли над ним спасительный купол парашюта. — Мне предстоят большие расходы. Неучтенное оружие, кое-какая экипировка и так далее.
— Ты получишь деньги, — кивнул Шухарбаев, — когда я объясню, на кого предстоит охота. Обычно я никогда не соглашаюсь платить за шкуру неубитого барана, но ты мне кажешься умным человеком. Настолько умным, что сейчас я покажу тебе кое-что. Идем.
Он поднялся.
«Пропал! — обомлел прапорщик. — Эх, надо было сойтись на двенадцати штуках! Жадность фраера сгубила».
Оружие у него отобрали при входе в Комитет. Оставалось надеяться на свои умелые, сильные руки, и первым делом, что намеревался сделать Клочков в случае подвоха, это свернуть шею Шухарбаеву. Это будет не труднее, чем открутить голову старому петуху, главное, не упускать его из виду.
Как выяснилось, тревога была напрасной.
Подведя Клочкова к дальней стене кабинета, Шухарбаев указал на большую картину в массивной золотой раме и объяснил:
— Это полотно одного неизвестного художника. Оцени картину. Мне интересно выслушать твое мнение.
Отступив назад, Шухарбаев скрестил руки на груди, ожидая приговора. Он велел повесить картину в кабинете сегодня утром, решив, что глупо прятать шедевр от людских глаз. И прапорщику посчастливилось стать первым посетителем этой маленькой импровизированной выставки. Ожидая ответа, Шухарбаев смотрел то на него, то на свою картину. Подобного волнения он не испытывал уже давно — может быть, с тех пор, когда домогался руки и сердца своей первой жены, умершей в психиатрической клинике после того, как взялась читать Шухарбаеву лекции о вреде наркотиков.
— Ну? — нетерпеливо спросил он. — Что скажешь?
— Гм, — глубокомысленно кашлянул Клочков. — Ну, небо с облаками, это понятно. Степь, дорога…
— Так, — кивнул Шухарбаев. — А что еще видишь?
— Тут конь прошел.
— Конь? Почему конь?
— А вот же следы. — Клочков ткнул пальцем в картину.
Краска отлила от лица Шухарбаева, которое и без того не выглядело румяным. Он посмотрел на картину сквозь слезы, затуманившие зрение. Следы совсем не походили на отпечатки лошадиных копыт. Это были следы босых ног юного Нуртая, отправившегося искать лучшую долю за горизонт.
— Убери свой вонючий палец, — процедил Шухарбаев и пошел обратно к столу порывистой, подпрыгивающей походкой.
«Что это с ним?» — удивился Клочков, отдернувший руку от картины.
— Садись и слушай, — скрипуче произнес Шухарбаев. — Надеюсь, в своем деле ты разбираешься лучше, чем в искусстве.
Клочков вернулся на место и уставился на хозяина кабинета, стараясь выразить лицом ту безусловную преданность, которой он не испытывал.
— Я вас слушаю, господин председатель.
Избегая смотреть на него, Шухарбаев начал излагать суть операции. После эпизода с картиной он твердо решил, что это животное по фамилии Клочков должно умереть, как только выполнит задание. По правде говоря, решение было принято еще до знакомства в целях собственной безопасности. Но Шухарбаев совсем позабыл об этом. Горькая обида терзала его изнутри, взывая о расплате. Пока прапорщик повторял вслух инструкции, председатель Национальной Безопасности Казахстана думал о том, что, став президентом, он начнет совершенно новую политику в отношении Москвы. Жесткую. Бескомпромиссную. Русские ему за все ответят. Дайте только срок.
II
Садясь за стол, Белов ощущал одновременно волчий аппетит и такую усталость, что хотелось немедленно завалиться спать. Однако выглядеть вялым тюфяком при Багиле не хотелось, поэтому пришлось принять ее предложение поужинать перед сном.