— Поднимешь голову или пошевелишься, — сказал Курбатов полковнику, — стреляю.
— Не надо, — взмолился тот, заподозрив что-то неладное.
— Что ты заладил: не надо да не надо. Задолбал. Лежи и не вякай.
Курбатов призывно махнул рукой.
Дыша жаром, внедорожник медленно тронулся вперед и остановился, наехав на затылок Хакимова. Раздался сдавленный крик. Из ушей полковника потекла кровь.
— Нет, — хрипел он, беспорядочно двигая руками и ногами.
— Ты же сам просил не стрелять, — напомнил десантник с рассеченной бровью.
Все, кроме придавленного Хакимова, засмеялись.
— Сдай назад, — велел Курбатов, все еще улыбаясь.
Внедорожник отъехал, оставив Хакимова корчиться на земле.
— Еще разок? — крикнул водитель из кабины.
— Угу, давай.
Курбатов снова взмахнул рукой. Алчно урча, автомобиль переехал вопящего полковника, а потом, не дожидаясь команды, вернулся задним ходом на исходную позицию.
— Продолжай, — сказал водителю Курбатову, — пока из него все дерьмо не вылезет.
И отвернулся. «Они ответят за все, мама», — мысленно произнес он.
Акт третий. В темпе анимато
I
Как обычному земному человеку, Шухарбаеву Нуртаю Шухарбаевичу хотелось выкурить любимую трубку, выдавить на палитру краски, взять в руки кисть и встать перед девственно-чистым холстом, щедро загрунтованным белой краской. Как государственный деятель, он не мог позволить себе такой роскоши. Тем более сейчас, когда все великие начинания оказались под угрозой срыва, а планы на будущее летели хромой кобыле под хвост.
Страдая от тупой головной боли и сухости в носоглотке, Шухарбаев вопросительно посмотрел на адъютанта, заглянувшего в кабинет.
— Прапорщик Клочков прибыл, — доложил он.
Шухарбаев молча махнул рукой: мол, давай его сюда.
Четким строевым шагом в кабинет вошел сорокапятилетний мужчина славянской наружности и отрапортовал:
— Господин председатель Комитета Национальной Безопасности…
— Не надо кричать, — поморщился Шухарбаев. — Сядь.
Прапорщик Клочков был одним из тех немногих русских, которые променяли родину на судьбу казахских наемников. Он тренировал спецназовцев Комитета на военной базе близ озера Балхаш. Кожа его была грубой и темной, как скорлупа грецкого ореха, и светло-голубые глаза смотрелись на загорелом лице странно. Во всяком случае, для Шухарбаева, предки которого с диким гиканьем скакали по бескрайним степям, сжигая русские города и увозя с собой пленниц и тюки награбленного.
Клочков сел. Прочитать его мысли было так же невозможно, как увидеть содержимое ореха, не расколов его. А, может, и мыслей-то никаких в голове прапорщика не было. Смутные образы, примитивные желания, обрывки воспоминаний. Шухарбаев весьма скептически относился к интеллекту русских после прочтения исторических монографий профессора Олбасынова. Профессор убедительно и ясно доказывал, что казахи ведут род от ариев и всегда были мудрым, просвещенным народом в отличие от тех же славянских варваров. Рассматривая Клочкова, Шухарбаев лишний раз убеждался в этом. Можно было не сомневаться, что прапорщик, вместо того чтобы наслаждаться травяным дымом, предпочитает накачиваться водкой, а потом лезет в споры или драки, как все русские. Но такой человек и был нужен Шухарбаеву. Примитивный, исполнительный, физически крепкий, хорошо умеющий только убивать, убивать и еще раз убивать.
— Готовы ли вы выполнить задание Комитета Нацбезопасности? — прошелестел слабый голос Шухарбаева.
— Если будет приказ, то… — Не договорив, Клочков пожал плечами.
— А если не будет приказа? Если это будет просьба. Личного характера.
— Просьба?
Соглашаться Клочкову не хотелось, а отказывать столь влиятельному человеку было опасно. Вот он и юлил, выигрывая время.
— Так да или нет?
— В принципе я не против, хотя…
Клочков попытался напустить на себя глубокомысленный вид, который настолько не сочетался с его простецкой, грубой физиономией, что в его чертах появилось что-то идиотическое.
Шухарбаев понял свою ошибку.
— Это даже не просьба, — поправился он, — а коммерческое предложение.
— Да? — оживился Клочков.
Глупый толстолобик заглотил наживку.
— Да, — кивнул Шухарбаев.
— Я готов. А сколько мне заплатят?
Он не поинтересовался, что от него потребуется. Он хотел знать, сколько он заработает. Жадный пес. Тупой, злой, жадный пес.
— В Астане работает вражеский шпион, — заговорил Шухарбаев, щелкая суставами распрямляемых пальцев. — Можно было бы арестовать его и отдать под суд, но это заняло бы слишком много времени.
— Ага, понятно, — кивнул прапорщик. — Хотите взять его без шума и пыли. Чтобы шито-крыто. Так?
— Нет. Не так.
Клочков недоуменно замигал своими маленькими голубыми глазками.
— Брать шпиона нерационально, — сказал Шухарбаев. — Лучше от него избавиться. Кардинальным образом.
— Кардинальным, это… пф-ф?
Клочков приставил указательный палец к виску и спустил воображаемый курок.
— Именно, — подтвердил Шухарбаев.
— А какие расценки?
— Пять тысяч долларов.
Клочков расслабленно откинулся на спинку стула. Наступал решающий момент. Было очевидно, что таинственный шпион — никакой не шпион, раз против него нельзя использовать законные методы? Было также очевидно, что у главного комитетчика нет на примете других надежных исполнителей, раз он решил прибегнуть к услугам Клочкова. Таким образом, прежде чем согласиться, нужно было поторговаться. Но, запросив слишком большую цену, прапорщик рисковал покинуть учреждение на носилках, укрытый белой простынкой с красным пятнышком на уровне лба.
Итак? В какую сумму оценить себя, не продешевив и не зарвавшись?
– Итак? — произнес Шухарбаев. — Я жду ответа.
Клочков откашлялся в кулак, лишь немногим уступающий по размерам его голове.
— Пять — слишком мало, — осторожно сказал он.
— Сколько вы хотите? — спросил Шухарбаев, кривя губы.
— Насколько я понял, этот шпион — опасный тип.
— Не для такого мужественного воина, как вы.
Клочков вздохнул. Он привык к тому, что восточные люди не стесняются, применяя лесть в качестве орудия убеждения. Когда не срабатывает лесть, в ход идут оскорбления. Ни то, ни другое не следует воспринимать всерьез, потому что это лишь азиатская традиция выторговывать выгодные условия. А вот когда одна из сторон прекращает торг и умолкает, то жди беды. Азиаты редко угрожают отомстить. Они предпочитают действовать исподтишка, молча.