– Святая Тереза не противилась настигшей ее
болезни – наоборот: она увидела в ней знак Славы. Святая Тереза была намного
моложе меня, когда решила уйти в монастырь. Ей было всего пятнадцать. Ей
отказали в пострижении, но она не смирилась и решила добиться встречи с самим
Папой. Можете себе представить, каких усилий это стоило?! Получить аудиенцию у
Папы Римского! Тем не менее она достигла своей цели. И та же Слава просит меня
о чем-то гораздо более простом и благородном, нежели болезнь. О том, чтобы я
стала матерью. Если ждать и откладывать, я не смогу стать своему ребенку другом
и единомышленником, ибо слишком велика будет разница в возрасте.
– Ты не одна такая, – возразил я.
Но Афина продолжала, словно не слыша:
– Я испытываю счастье лишь в те минуты, когда
думаю, что Господь существует и слышит меня. Этого недостаточно, чтобы
продолжать жить, и все кажется мне бессмысленным. Я притворяюсь веселой и
счастливой, я скрываю печаль, чтобы не огорчать тех, кто так любит меня и так
волнуется из-за меня. Но недавно я всерьез подумывала о самоубийстве. По ночам,
перед тем как заснуть, я подолгу разговариваю сама с собой, пытаюсь прогнать
эту мысль, потому что уход из жизни будет вопиющей неблагодарностью по
отношению ко всем: это – бегство. По утрам я прихожу сюда и говорю с Девой,
прошу, чтобы избавила меня от демонов, с которыми борюсь ночью. Пока это
помогало, но я чувствую, что начинаю слабеть. Я знаю: у меня есть
предназначение. Прежде я отказывалась от него, а ныне обязана принять. Это
предназначение – стать матерью. Либо я исполню его, либо сойду с ума. Если не
смогу увидеть, как растет во мне новая жизнь, – не смогу и принять ту жизнь,
что происходит вовне.
Лукас Йессен-Петерсен, бывший муж
Когда родился Виорель, мне исполнилось 22
года. Теперь я уже был не студент, только что женившийся на своей бывшей
однокашнице, а взрослый человек, несущий на своих плечах тяжкое бремя
ответственности за семью. Мои родители, даже не появившиеся на церемонии
бракосочетания, предложили, если я разведусь, высылать определенную сумму на
содержание и воспитание ребенка (переговоры об этом вел отец, а мать только
рыдала в трубку, то твердя, что я сошел с ума, то повторяя, что ей так хочется
взять на руки внука). Я надеялся, что, когда со временем они поймут мою любовь
к Афине и мое решение делить с нею жизнь, это сопротивление ослабеет.
Ничего подобного. И теперь мне было необходимо
кормить семью. Я бросил университет, хотя до защиты диплома оставалось недолго.
И вскоре состоялся телефонный разговор с отцом, который грозил лишить меня
наследства, но в том случае, если одумаюсь, обещал мне, как он выразился,
«временную финансовую помощь». Юношеский романтизм требует от нас радикальных
поступков, и я отказался, заявив, что справлюсь со своими проблемами сам.
До рождения сына Афина старалась помочь мне
лучше понимать себя самого. И происходило это не благодаря сексу – очень
робкому, надо признаться, – но через посредство музыки.
Музыка – сверстница рода человеческого,
объясняли мне потом. Наши далекие предки передвигались с места на место
налегке, но, как установила современная археология, кроме самого необходимого
скарба обязательно брали с собой и музыкальный инструмент – чаще всего барабан.
Музыка ведь не только умиротворяет, или развлекает, или услаждает наш слух –
нет, это еще и идеология. Скажи мне, какую музыку ты слушаешь, и я скажу тебе,
кто ты.
Наблюдая за тем, как танцевала Афина во время
своей беременности, слушая, как она играет на гитаре, чтобы ребенок, которого
она носит, был спокоен и знал, что его любят, я начал понимать, что ее
мировоззрение сильно влияет и на мою жизнь. Когда новорожденного Виореля
принесли домой, мы прежде всего дали ему послушать адажио Альбинони. Когда у
нас случались ссоры, именно сила музыки – хоть я так никогда и не смог
установить никакой логической связи между тем и другим – выводила нас из
трудных положений.
Впрочем, вся эта романтика денег заработать не
помогала. Я ни на чем играть не умел и не смог бы даже устроиться в
какой-нибудь бар развлекать клиентов, а потому в конце концов нашел себе место
расчетчика в одной строительной фирме. Оплата была сдельная – и более чем
скромная, – а потому я уходил рано, а возвращался поздно. Сына почти не видел –
он спал – и почти не мог разговаривать с Афиной или заниматься с ней любовью,
потому что она была слишком утомлена. Я без конца задавал себе один и тот же
вопрос: когда же мы сумеем поправить наши финансовые дела и обретем
достоинство, которого заслуживаем? Хотя я соглашался с Афиной, когда она говорила,
что в большинстве случаев диплом – вещь бесполезная, однако в инженерном деле,
например (как в юриспруденции и медицине), самое главное – сумма технических
познаний, без которых мы будем рисковать жизнью других людей. А мне пришлось
прервать обучение делу, которое я сам для себя выбрал, и отказаться от мечты,
которая была очень важна для меня.
Начались ссоры. Афина жаловалась, что я уделяю
мало внимания ребенку, что тот нуждается в отце, что, в конце концов, могла бы
обойтись и без меня, чтоб не создавать мне столько проблем. Не раз уже я хлопал
дверью и уходил из дому, крикнув напоследок, что она меня не понимает и что я
не понимаю, как согласился на это «безумие» – обзавестись в двадцать лет
семьей, не успев стать на ноги. Секс постепенно тоже сошел на нет – от
усталости ли или от того, что мы постоянно раздражали друг друга.
Я пребывал в подавленном состоянии, считая,
что женщина, которую я люблю, использует меня в своих целях. Афина замечала мою
депрессию, но вместо того, чтобы помочь мне, сосредоточила всю свою энергию на
сыне и на занятиях музыкой. Время от времени я разговаривал с родителями и
неизменно слышал, что «она завела ребенка, чтобы удерживать тебя».
С другой стороны, очень усилилась ее
религиозность. Она потребовала, чтобы новорожденного окрестили по всем
правилам, и выбрала ему имя Виорель – румынского, кажется, происхождения. Я
думаю, если не считать нескольких эмигрантов, это был единственный Виорель на
всю Англию, но мне это имя нравилось, и я осознавал, что Афина устанавливает
какую-то странную связь с прошлым, которое толком и прожить-то не успела, – с
сиротским приютом в Сибиу.
Я пытался приспособиться ко всему, но
чувствовал, что теряю Афину из-за ребенка. Ссоры происходили все чаще, Афина
стала грозить, что уйдет из дому, потому что Виорель «нахватывается»
отрицательной энергии из-за нездоровой обстановки. И однажды вечером, после
очередной такой угрозы из дому ушел я, думая, впрочем, что немного остыну и
вернусь.