Его отец, основываясь на неоспоримых
исторических аргументах, считает, что Библия – на самом деле не одна книга, а
свод 66 различных рукописей, ни личность, ни имя авторов которых совершенно
неизвестны; что первая часть ее написана на тысячу лет раньше последней, то
есть вдвое больше, чем прошло со дня открытия Америки; что ни одно живое
существо на планете – от мартышки до канарейки – не нуждается в десяти
заповедях, чтобы знать, как себя вести. Надо лишь следовать законам природы – и
тогда мир пребудет в гармонии.
Разумеется, я читал Библию. Разумеется, я
кое-что знаю о ее истории. Но люди, которые ее написали, были всего лишь
орудиями Божьей Воли, а Иисус создал нечто еще более прочное, чем десять
заповедей, – любовь. Мартышки, птицы и всякая прочая живая тварь повинуются
лишь своим инстинктам и следуют заложенной в них программе. С людьми дело
обстоит посложнее, ибо люди познали любовь вместе со всеми ее капканами и
ловушками.
Ну вот, я опять читаю проповедь, хотя взялся
рассказать вам о своей встрече с Афиной и Лукасом. Покуда я разговаривал с
юношей (а мы с ним, кстати, принадлежим к разным вероисповеданиям и,
следовательно, я не обязан хранить тайну исповеди), мне стало известно, что его
домашние не только проявляют самый оголтелый антиклерикализм, но и отчаянно
противятся его браку с иностранкой. Тут мне захотелось привести им то место из
Священного Писания, где не излагаются никакие религиозные доктрины, а звучит
всего лишь призыв к здравому смыслу:
«Не гнушайся Идумеянином, ибо он брат твой; не
гнушайся Египтянином, ибо ты был пришельцем в земле его».
Простите, я снова цитирую Библию. Обещаю, что
впредь буду следить за собой. После разговора с Лукасом я еще не менее двух
часов провел с Шерин – или, как она предпочитает, чтобы ее называли, – с
Афиной.
Эта девушка всегда меня интересовала. Как
только она стала посещать церковь, мне показалось, что у нее буквально на лбу
написано желание сделаться святой. Она мне рассказала то, о чем не знал ее
возлюбленный: незадолго до начала гражданской войны в Ливане она, подобно
святой Терезе из Лизье, тоже видела кровь на улицах. Конечно, это можно списать
на трудности переходного возраста, но подобное состояние бывает с каждым из нас
– весь вопрос в масштабах. Внезапно, на какую-то долю секунды, мы чувствуем,
что наша жизнь оправдана, наши грехи – искуплены и прощены, любовь – сильнее
всего и способна полностью преобразить нас.
Но именно в такие моменты нами овладевает
страх. Безраздельно предаться любви – не важно, Божественной или земной –
значит отречься от всего, включая наше собственное благополучие и нашу
способность принимать решения. Это значит – любить в самом полном смысле слова.
А мы, по правде говоря, не хотим спастись тем путем, который выбрал себе
Господь ради искупления наших грехов. Нет, мы хотели бы держать под абсолютным
контролем каждый шаг, отдавать себе отчет в каждом принимаемом решении и иметь
возможность самим избирать объект поклонения.
С любовью такое не проходит – она является,
вселяется, устраивается по-хозяйски и начинает диктовать свою волю. Только
по-настоящему сильные духом позволяют себе увлечься безоглядно. И к числу их
принадлежала Афина.
Целые часы она проводила, глубоко погрузившись
в созерцание. У нее были явные способности к музыке, говорили, что она
прекрасно танцует, но поскольку церковь – неподходящее место для этого, она
каждое утро, перед тем как идти в университет, приносила свою гитару и пела
Пречистой Деве.
Помню, как впервые услышал ее. Я тогда уже
отслужил утреннюю мессу для немногих прихожан, расположенных просыпаться зимой
спозаранку, как вдруг вспомнил, что забыл забрать деньги из кружки для
пожертвований. Вернулся – и услышал музыку, заставившую меня увидеть все в ином
свете, будто по мановению руки ангела. В одном из приделов храма я увидел
девушку лет двадцати: не сводя глаз с образа Богоматери Непорочно Зачавшей, она
пела гимны, аккомпанируя себе на гитаре.
Она заметила меня и замолчала, но я кивнул,
безмолвно прося ее продолжать. Потом сел на скамью, закрыл глаза и заслушался.
В этот миг ощущение небесного блаженства
осенило меня. Словно догадавшись о том, что происходит в моей душе, она стала
чередовать гимны с молчанием. В эти мгновения я шептал молитву. Затем музыка
возобновлялась.
Я отчетливо сознавал, что переживаю нечто
незабываемое – из разряда тех магических впечатлений, суть которых становится
нам ясна лишь после того, как они уходят. Я сидел там, внезапно лишившись
прошлого, позабыв о будущем, растворившись в этом утре, в этой музыке, в
нежданной, неурочной молитве. Я чувствовал восторг, что был сродни экстазу, и
неимоверную благодарность за то, что оказался в этом мире и, одолев
сопротивление семьи, последовал в свое время зову души. В простом убранстве
маленькой часовни в девичьем голосе, в утреннем свете, заливавшем нас, я
находил очередное доказательство тому, что величие Господа проявляется в
обыденном.
Уже пролиты были потоки слез, и казалось, что
прошла целая вечность, когда девушка замолкла. И лишь тогда я узнал в ней одну
из прихожанок. С того дня мы стали друзьями и, как только представлялся случай,
устраивали это поклонение Пречистой Деве молитвой и музыкой.
Но помню, что сильно удивился, услышав о ее
намерении выйти замуж. Мы были уже достаточно близки, чтобы я мог осведомиться,
как, по ее мнению, воспримет этот брак семья мужа.
– Плохо воспримет. Очень плохо.
Осторожно подбирая слова, я спросил, не
побуждают ли ее к замужеству какие-нибудь обстоятельства.
– То есть, не беременна ли я? Нет. Я –
девственна.
Тогда я спросил, сообщила ли она о своем
намерении своим родителям, и услышал: «Да. И реакция была самая неожиданная,
мать плакала, отец впал в ярость».
– Приходя сюда славить Приснодеву своей
музыкой, я не думаю о том, что скажут другие. Я всего лишь делюсь с нею своими
чувствами. И так было всегда: с тех пор как я себя помню – я чувствую себя
сосудом, наполненным Божественной Энергией. Теперь она просит меня родить
ребенка, чтобы я могла дать ему то, чего не получила от женщины, произведшей
меня на свет, – защиту и безопасность.
– На этом свете никто не может чувствовать
себя в безопасности, – отвечал я. – У тебя впереди еще долгая жизнь, и хватит
времени для того, чтобы проявилось чудо творения.
Но Афина уже решилась: