В дебрях Индии - читать онлайн книгу. Автор: Луи Жаколио cтр.№ 108

Он зажег гуку и, окружив себя густыми облаками дыма, погрузился в безумный бред курителей гашиша… Взгляд его поднимался и опускался от хрустального кальяна к пленнику и от пленника к кальяну… Страх Максвелла переходил постепенно в безумный ужас; он знал, что дым индийской конопли имеет страшное свойство возбуждать мозг в голове курильщика и доводить до безумного экстаза мысль, овладевшую им. В ту минуту, когда начнется это возбуждение, когда наступит час безумия, что сделает с ним индус?.. О, он знал, что позавидует тогда быстрой и легкой смерти своих спутников на склонах Нухурмура… ибо для него не оставалось больше надежды. Нельзя смягчить этого человека, отца которого он приказал разорвать своей собаке! И нигде нет выхода, чтобы попытаться совершить отчаянный побег… Крутом толстый и безмолвный камень, заглушающий призывы о помощи и крики жертв, да и кто услышит его, чтобы прийти к нему и освободить?..

Попробовать бороться? Нечего было и думать о борьбе с таким сильным противником с револьвером и индийским кинжалом за поясом… Нет, надо покориться смерти.

Но какой род варварской, небывалой казни придумает этот мозг, когда он дойдет постепенно до ярости, до бешенства, которое не рассуждает?

Крупные капли пота струились по лбу несчастного, и только инстинктивный страх ожидающих его ужасных пыток поддерживал его силы и мешал ему упасть в обморок…

Ах! Имей он только возможность довести гнев индуса до такой степени, чтобы тот сразу нанес ему смертельный удар… Надо было спешить, еще несколько минут — и палач перестанет понимать его; глаза индуса отливали странным блеском, то сверкая ярким огнем и зверской злобой, то становясь тусклыми и мрачными… А едкий густой дым гуки, наполненный запахом роз и жасмина, пропитанный соком индийской конопли, по-прежнему вырывался густыми облаками изо рта курильщика… И Рама-Модели начал как-то странно посмеиваться; ему, вероятно, представлялась уже его жертва, корчившаяся среди пыток, и несвязные слова срывались у него с языка: «Пиль, Том! Пиль, моя добрая собака!» Нет, перед глазами его проходила смерть отца, вызванная в его памяти влиянием ужасного гашиша, который придает видениям ощущение полной реальности.

Похолодев от ужаса и чувствуя, что пора кончить под страхом вскорости иметь перед собой безумца, способного грызть его, как Уголино грыз Руджери в ужасном видении Данте, Максвелл бросился вперед. Одним ударом ноги он опрокинул гуку и, схватив за горло индуса, повалил его на землю; это удалось ему потому, что он не дал Раме-Модели времени вскочить на ноги; обняв его затем рукой за шею, он принялся его душить. Но как быстро ни набросился он на него, Рама все-таки успел крикнуть:

— Ко мне, Нана!

Пораженный этим душераздирающим криком, Нана-Сахиб поспешил на него и, сразу поняв, в чем дело, набросился на Максвелла, опрокинул его в свою очередь и освободил Раму-Модели, который одним прыжком опять очутился на ногах.

Пары гашиша не успели сделать свое дело, и к индусу мгновенно вернулось его хладнокровие.

— Благодарю, Нана, — сказал он принцу, — ты спас мне жизнь, и я не забуду этого!

Взглянув на Максвелла с выражением дикого гнева, он сказал:

— Тебе мало было отца, негодяй, ты захотел еще и сына… Слышишь ты крики женщин и грудных детей, — продолжал он с возрастающим возбуждением, — они кричат о мести… Ага! Посмотрим, умеешь ли ты умирать… Закури-ка свою сигару и покажи, как презирает смерть капитан Максвелл… В таком виде ты бахвалился тогда в Хардвар-сикри… Кто просит здесь о помиловании? Пиль! Пиль, мой добрый Том! Ха, ха! Ты и не подозревал, что в тот день ты сам избрал себе род смерти. Зубы за зубы… Раны за раны… Кости за кости, ха! Ура! Ура! Капитан Максвелл!

И он в экстазе толкал его и гнал перед собой по коридору.

Вдруг камень повернулся, и лучи солнца залили вход в пещеру… Максвелл подумал, что спасен… Испустив крик удивления и безумной радости, в котором соединились все, оставшиеся еще у него силы, он выскочил из пещеры и бросился вперед, не видя того, куда он попал… Сзади него раздался взрыв зловещего хохота, и он услышал, как звучный голос Рамы-Модели произнес следующие слова:

— Пиль, Нера! Пиль, Сита! Живо, мои добрые животные!

И в ту же минуту, несмотря на быстроту своего бега, Максвелл услышал треск веток, сначала слабый, затем все более сильный, а затем глухой, поспешный топот по земле… Он смутно почувствовал, что его преследуют…

Кто мог бежать по его следам? Он слегка повернул голову назад… О! Ужасное видение!.. Две пантеры с открытой пастью, высунутым языком, горящими глазами догоняли его… Все последующее произошло с быстротой молнии… Он мгновенно был опрокинут на землю… С первого же нападения затрещали кости и брызнула кровь, и, испытывая невыразимую боль, в ту великую минуту, когда слабое дыхание, оживляющее тело, готовится улететь в неведомые пространства, последнее, что он еще слышал, были слова Рамы, продолжавшего кричать:

— Пиль, Нера! Пиль, Сита! Живей, мои добрые пантеры!

Так погиб Максвелл…

* * *

Наступила ночь, теплая, благоуханная, молчаливая, и в рощах тамариндов, розовых акаций и мастиковых деревьев, окружавших развалины храмов Карли, засверкали среди листвы тысячи беловатых блестящих точек. Это были шотландцы, предупрежденные Сердаром о захвате в плен их полковника; они окружили со всех сторон древнее убежище буддистов, чтобы ни один из негодяев, собравшихся там для свершения кровавых мистерий, не мог убежать оттуда.

Внезапно от группы пальмовых деревьев отделился небольшой отряд, который вошел в пещеру, и вслед за этим раздались три пронзительных свистка, раскатившись звучным эхом под мрачными сводами. Это был Рудра, а с ним Сердар со своими спутниками, на которых блестели мундиры английских офицеров.

Через несколько минут к ним вышел Кишнайя; не успел он сделать какой-либо жест или позвать на помощь, как был уже схвачен и крепко-накрепко скручен веревками…

Вслед за тем Сердар, его товарищи, офицеры и солдаты шотландского полка тихо, не производя ни малейшего шума, проскользнули друг за другом в подземелья храмов, где и застали тхугов, занимавшихся приготовлениями к ужину.

И в то время, как английские офицеры приказывали связывать их попарно, из соседнего подземелья донеслись крики радости и счастья, каких эти своды никогда еще не слышали:

— Диана! Фредерик!

Брат и сестра были в объятиях друг друга… Двадцать лет ждали они этого торжественного часа!

Между рыданиями было слышно, как Барбассон говорил:

— Черт возьми! Какая жалость, что у меня нет сестры!

Провансалец не плакал уже двадцать лет.

* * *

Два месяца спустя «Диана» на всех парах неслась к берегам Франции, унося с собой Фредерика де Монмор-Монморена и его семью. Сердар спешил подать просьбу об оправдании.

После получения окончательного оправдания он решил вернуться обратно в Индию, где должна была жить вся семья его сестры; он дал себе слово жить и умереть в этой прекрасной стране, колыбели наших древних предков индоевропейцев, которая стала вторым отечеством этого благородного человека.