Последняя кантата - читать онлайн книгу. Автор: Филипп Делелис cтр.№ 50

— Но что это дает для «Музыкального приношения»? Ведь там нет текста, на который можно сослаться…

— Нет, есть один, но только один-единственный! — хитро улыбаясь, ответила Летисия. — Посвящение Фридриху! Я предположила, что текст ассоциируется с самой музыкой, и… нашла…

— Что же? — дружно воскликнули все, как никогда жадно ловя каждое ее слово.

— Число 3 является ключом к тексту посвящения. Смотрите же, вот!

Летисия достала из своей сумки сложенный вчетверо листок. Это была фотокопия текста посвящения королю Пруссии «Музыкального приношения» на немецком языке.

— Вот, — повторила она, указывая авторучкой на листок, — я предположила, что число 3 отсылает к третьей фразе, а точнее, к трем первым словам ее, а именно: Ew. Majestät Befehl — «по приказу Вашего Величества». Это хорошее начало. Чтобы найти продолжение, можно воспользоваться классической гемагрией, которая позволяет нам записать, использовав два раза число 3: 3 + 3 = 6, или же мы сошлемся на число голосов во втором ричеркаре, их как раз шесть.

— И что дает нам число 6? — наконец-то задал вопрос заинтересовавшийся Летайи.

— Шестую фразу, конечно.

— Но какие слова? — в задумчивости сдвинув брови, спросил Жорж Пикар-Даван.

— Это немного сложнее. У нас есть выбор между тремя первыми словами, как было раньше, тремя словами, начиная с шестого, или тремя словами, начиная с тридцать третьего. Первые два варианта не дают ничего. Третий же, он, кстати, более логичен с точки зрения гематрии, подходит. Он дает нам слова Grosse und Stärke, то есть «величие и сила».

— Но это не дает нам полной фразы, — заметил Жиль.

— Будьте уверены, она впереди. Вернемся к нашим рассуждениям, — сказала Летисия и написала на листе бумаги:

— Вот и все, шестьдесят шестой фразы нет, — вздохнул Жиль.

— Нет, ведь в тексте их всего семь, — ответила Летисия. — На самом деле, чтобы найти конец фразы, достаточно не забывать, кто подписал посвящение…

— Бах, разумеется, — проговорил Летайи.

— Да, Бах, который в то же время, подписывая два ричеркара одним из чисел своего имени, предлагает нам сделать то же самое в «литературной» части «Приношения». Вы знаете, что из всех комбинаций с числами своего имени он наиболее часто использовал 2.1.3.8, что в сумме составляет 14.

— Следовательно, 33 + 14? — спросил Жиль.

— Да, 33 + 14, значит: сорок седьмое слово, начиная с которого мы извлекаем три слова.

Летисия дополнила свою схему:

— Вы можете заметить между тем, что эта трехчастная структура сама сочетается со структурой сочинения и…

— А три слова? — нетерпеливо перебил ее Летайи. — Какие слова?

— Ладно, читайте сами, инспектор, — бросила Летисия, указывая карандашом место в тексте.

Летайи с трудом прочел:

— In der Musik…

— «В музыке», вот она, наша фраза, спрятанная в посвящении, которую числовой символизм Баха нам открывает: Ew. Majestät Befehl: Grosse und Stärke in der Musik.

— «По велению Вашего Величества: величие и сила в музыке», — перевел Жиль. — Вы хотите сказать, что…

— О, я вовсе ничего не хочу сказать. Это Бах раскрывает нам секрет Фридриха Второго. Секрет встречи в Потсдаме. В тот день, 7 мая 1747 года, король Пруссии попросил знаменитого кантора окончательно разработать произведение как в плане эстетическом, так и профессиональном, чтобы оно достойно утверждало немецкий гений в музыке. Это и есть «богатство», другого объяснения нет… но для музыкантов это важно.

— Это, пожалуй, объясняет также педагогический характер загадочных канонов, — подчеркнул Жиль.

— Да, — ответила Летисия, — тем более что контрапунктическая форма — главное в музыкальном произведении. Классики, романтики, модернисты всегда использовали ее.

— Но «Приношение» было доступно всем и, вероятно, могло вдохновить музыкантов других национальностей…

— Это и произошло, конечно, но для Фридриха было важно, чтобы оно имело немецкое происхождение. Притом это музыка немецкая, намного более немецкая, чем музыка других композиторов, которые обращались к ней. Кроме преемственности, о которой я уже говорила, я нашла отголоски темы у Гайдна и у Шумана, словно все великие немецкие композиторы встретились в «Приношении» и почувствовали необходимость процитировать королевскую тему, чтобы лучше передать ее дальше.

— Ты даешь нам очень политизированное объяснение произведения, дорогая, — согласился Пикар-Даван, — и оно полностью согласуется с гегемонистскими планами Фридриха Прусского. Он мечтал о немецком единстве ценой непрерывных войн…

— Главный вопрос для нас — узнать, можно ли в наши дни, в Париже, убивать, защищая секрет Фридриха, — заключил Жиль.

Было немножко бестактно все время возвращать разговор с высот на землю, но каждый понимал, что только ответ на этот вопрос может окончательно поставить точку в кошмаре.

— Иными словами, — добавил Летайи, — действительно ли у Дюпарка были основания убивать? Но если он сумасшедший, то почему бы и нет…

— Безумие — слишком простое объяснение, я этого боюсь, — ответил Жиль.

— Во всяком случае, он знал секрет Фридриха, — подвела итог Летисия, — его пометки на полях не оставляют ни малейшего сомнения.

— И возможно, у него были какие-то особые связи с Германией, — предположил Жорж Пикар-Даван, — может, у него немецкие корни, он в связи с какой-нибудь группой фанатиков и сам почитатель Германской империи…

— Во всем деле безусловно присутствует фанатизм, но вот в этом ли он состоит или в чем-то другом?

Это Жиль спросил прежде всего самого себя, но вопрос повис в воздухе, потому что в эту минуту в дверь кто-то трижды постучал. Вошел полицейский и, поприветствовав комиссара, передал ему конверт, на котором — это увидели все — стоял красный штамп «Срочно». Жиль вскрыл конверт, извлек из него листок, быстро прочел и положил перед собой. Немного бесстрастным голосом он прокомментировал его:

— Это дополнение к заключению судебного медэксперта. При повторном анализе крови Дюпарка в ней обнаружен редкий яд таллий. Еще недавно его невозможно было обнаружить. Не знаю, защищал ли профессор секрет Фридриха Второго, но, во всяком случае, его убрали из-за этого дела. Он не покончил самоубийством.

Лейпциг, 1747 год

Совершенно очевидно, это с его стороны знак доверия. Знак уважения. Это даже нечто необыкновенное. Ведь он же его совсем не знал. Или почти не знал. Разве что по рассказам Карла Филиппа Эммануила. Он поверил всему, что тот рассказывал ему о нем. О его скромной жизни при церкви Святого Фомы, о музыке в семье, о множестве его сочинений для церковных служб, об условиях его работы, о том, как фальшивит Анна Магдалена, когда играет на клавесине, о его изучении священных текстов, о его преподавательской работе и руководстве хором.