Медовый месяц - читать онлайн книгу. Автор: Инна Волкова cтр.№ 8

— Здравствуй, папа. Ты уже дома?

— Как видишь, — усмехнулся тот.

И они пожали друг другу руки, что меня очень удивило. Даже не обнялись, не поцеловались, и это после довольно долгой разлуки! Может быть, мужчины должны быть сдержанны и не обязательно по-женски сюсюкаться и облизывать друг друга с ног до головы, я сама этого не люблю, но просто сухо пожать руки, как на каком-нибудь официальном приеме, — это уж слишком. Правда, потом обстановка несколько разрядилась. Мы все вместе попили чаю с разными вкусными вещами, которых накупил Пашка. Я уже не ощущала такого ступора и неловкости, как в начале нашего знакомства, но все же некоторая скованность все еще оставалась. И мне показалось, что Паша тоже ее чувствует, он избегал смотреть отцу прямо в глаза, словно чувствовал себя в чем-то провинившимся. Тут я его понимаю, такой взгляд, как у его папаши, выдержать непросто. По-моему, он слегка нервничал и один раз даже чуть не уронил чашку, а другой — пролил чай, что было ему несвойственно, так как обычно он не отличался неуклюжестью. Один Александр Владимирович держался свободно и уверенно, но, похоже, по-другому он просто не умел. Надо признать, он оказался довольно неглупым и эрудированным собеседником. И сумел втянуть в разговор меня, расспросить о моих пристрастиях, увлечениях, планах и т. д. К концу чаепития я даже стала получать удовольствие от беседы. Он спросил, как мне удобнее, чтобы он меня называл, я ответила — Маша. И он даже сделал мне комплимент, что это имя ему нравится, красивое русское имя, жаль, что сейчас оно редко встречается, чаще предпочитают довольно нелепые иностранные имена. В этом я была с ним согласна, мне тоже нравилось мое имя. При обращении ко мне он употреблял местоимение «вы». Я хотела сказать, но постеснялась, что мне было бы удобнее, если бы он говорил мне «ты».

Такой была наша первая встреча. Когда же вернулась Людмила Александровна, мы все вместе очень мило поужинали и поговорили на разные темы. Честно говоря, мне очень хотелось взглянуть на то, как супруги встретятся друг с другом. Неужели даже не поцелуются, и их встреча будет столь же сухой, как и встреча отца с сыном? Но, к сожалению, я пропустила этот момент. А так супруги общались вполне доброжелательно, хотя и без особой нежности. Впрочем, нельзя же судить только по первым впечатлениям о людях и их взаимоотношениях, верно? Так что в процессе общения со свекром я скорее стала лучше о нем думать, но в целом мне этот человек не понравился. Ну, не было такой симпатии и такого расположения, которые я почувствовала к его супруге, едва увидев ее. Было в этом человеке что-то настораживающее, даже пугающее. Но, разумеется, я не стала всего этого говорить Пашке, а на его вопрос, как мне понравился его отец, я ответила:

— Умный человек и образованный. Это сразу видно.

И я ведь не соврала.

Сегодня ночью мне приснилась она. Моя первая… нет, не жертва, я не хочу так называть ее. Моя первая девушка, первая страсть. Я помню ее глаза, светло-карие, с золотистой радужкой зрачков, искусно подведенные черным карандашом, ее взгляд уверенной в себе красивой женщины, знающей себе настоящую цену. Она притягивала к себе мужчин, словно магнитом. Она была проституткой, но не рядовой примитивной шлюхой, которую можно презирать и пользоваться ею, как удобной и привлекательной вещью. Нет. Хотя она и брала деньги с тех, с кем спала, но делала это только по собственному желанию. И если мужчина был ей неприятен, никакие деньги не могли ее заставить лечь с ним в постель. Она была гордой, умной, обожала себя и презирала других. Не всех, а только тех, кого считала ниже себя. Причем это ее пренебрежительное отношение не зависело от материального положения того, кого она презирала, от занимаемой им должности, социального статуса, внешности и ума. Своим звериным чутьем она определяла, кто достоин ее, а кто нет. Она сама называла себя волчицей. Хищницей, красивой, жестокой, гордой и беспощадной к тем, кто был ей неприятен. В их числе оказался и я. Сначала я не мог поверить в то, что эта чертова шлюха может меня презирать. Несмотря на все ее достоинства, кем была она и кем — я? Она должна была молиться на меня и целовать следы моих ног, она должна была гордиться тем, что спит с таким человеком, как я. Но она этого не делала. Когда я сказал ей об этом, она рассмеялась мне прямо в лицо. Она смеялась, запрокинув свою красивую, тщательно ухоженную голову, большие глаза блестели, щеки разрумянились, а яркий подвижный рот все смеялся и смеялся. Она сказала мне, что я только кажусь сильным и мужественным, а на самом деле я ничего из себя не представляю, я трус и всего боюсь. И моя внешняя сила лишь отражение моей внутренней слабости. Я был так ошарашен, что сначала не нашелся, что ей ответить. Я пытался что-то сказать, но не мог этого сделать, мне не хватало воздуха. И я лишь беззвучно открывал рот, словно рыба, выброшенная на берег. Это рассмешило ее еще больше. Я до сих пор вижу ее перекошенное от смеха лицо, ее рот и слышу те обидные и злые слова, которые вырывались из него на свободу. Эти слова ударяли меня, словно плетью. Я физически ощущал их удары и корчился от боли. Я пытался защищаться. Но удары все сыпались и сыпались на меня. И тогда я не выдержал. Я ударил ее, ударил это хохочущее, расползающееся лицо… Со всей силы, на которую только был способен. А сила эта была немалая. Ее голова дернулась, как у куклы на шарнирах. Из разбитой губы и носа потекла кровь. Она молча вытерла ее, не заплакала, не закричала, не стала жаловаться, как сделали бы большинство женщин на ее месте. Она смотрела на меня, и ее карие глаза выражали ненависть.

— Будь ты проклят, — сказала она. — Я тебя презираю. Ты даже не достоин того, чтобы тебя ненавидеть. Ты заслуживаешь только презрения. — И она плюнула мне в лицо.

Ее слюна попала мне в глаз, растекаясь по нижнему веку. Я был так ошеломлен, что не сразу смог среагировать. Я стоял неподвижно, потом вытер слюну, она же в это время вытирала кровь, стекающую по лицу алой струйкой. Крови было много, я едва не выбил ей зубы. И ей было очень больно. Ведь я ударил со всей силы, таким ударом во время поединка я вырубал здоровых мужиков, своих противников. Но эта хрупкая, тонкая женщина оказалась слишком сильной. И мне не удалось ни победить ее, ни сломить.

— Ты не только трус, но еще и подонок, — спокойно сказала она, смывая кровь под струей воды. — Теперь я до конца поняла, кто ты такой. Ты ничтожество, которое всю жизнь пытается доказать себе, что оно чего-то стоит, себе и другим. И многие верят, попадаются на обман. Я же не из таких. Я вижу твое гнилое трусливое нутро, как заячий хвост. Я не боюсь тебя. Это ты меня боишься. Ты проиграл. Прощай.

Она сбросила шелковый халат, не обращая на меня никакого внимания, словно я был не больше чем предметом мебели. Абсолютно голая, демонстрируя свое совершенное тело, она прошлась по комнате. Не торопясь, стала одеваться, натянула кружевные трусики, чулки на подвязках, короткое обтягивающее платье.

Я смотрел на нее и ненавидел ее так сильно, что сводило скулы, но в то же время безумно ее хотел. Хотел схватить ее за узкие плечи, сделать ей больно, бросить на пол и силой войти в нее. И пускай она станет сопротивляться, вырываться, изрыгать проклятия в мой адрес, царапать мое лицо своими острыми ярко-алыми ногтями и терзать мою плоть крепкими, как у хищника, белыми зубами. Волчица. Я хотел ее, так сильно, что мне казалось, моя плоть не выдержит такого напряжения и разорвется на тысячи мелких кусочков. Я подошел к ней совсем близко. Она подняла на меня глаза. Ее лицо, разбитое и поруганное, было тем не менее прекрасно. Она сразу поняла, что со мной происходит, и усмехнулась презрительно и зло, с видом победителя.