Дитя Ковчега - читать онлайн книгу. Автор: Лиз Дженсен cтр.№ 62

Прошли недели, и в Великобританию с камерами и опросниками слетелись социологи и социальные психологи со всего земного шара – регистрировать течение нового «британского недуга». Словно из ниоткуда возникла целая новая индустрия: вдруг появились передачи с «горячей линией», курсы для рожениц, общественные теледебаты, магазины колясок, антикризисные центры, детские книжки, гипнотерапия, ароматерапия, рефлексология, массаж ступней, службы предотвращения суицидов и милые игрушки на каждом углу. В «Упитом Вороне» мнения о том, как бороться с массовой истерией, разделились. Кита Ивза, тщедушного психолога-заику, которого осмеяли по телевидению в Ночь Сумасшествия, как ее окрестили, теперь почитали за икону здравого смысла – он появлялся на всех благотворительных мероприятиях, фотосессиях и в садовых центрах по всей стране. А признание, что он подумывал в начале кризиса бросить жену и эмигрировать в Финляндию, обеспечило ему звание героя дня. Вдобавок, как консультанту нации, ему предложили собственное телешоу, «Прорыв». В «Вороне» мы смотрели передачу регулярно.

– Существует три естественные реакции на п-п-п-п-подобные критические с-с-с-ситуации, – вещал доктор Кит Ивз. – С-с-с-с-сопротивление, б-б-б-б-бегство, п-п-п-приятие или и-и-и-и-игнорирование.

– Это четыре, – заметил я.

– Думаю, гуманнее соглашаться, – отозвался Норман. Они с Эбби избрали такую политику с самого начала: несправедливо разбивать иллюзию близняшек. Лично я думал, ее нужно хлопнуть сразу – если бы это было возможно. Я всегда был борцом.

– Из всех реакций, – рассказывал нам доктор Ивз, – п-п-п-п-приятие – самая опасная.

– Слышал, Норман? – спросил я.

– А что – я, например, знаю, что моя жена на самом деле беременна, – с негодованием заявил Кен Вотакен телевизору. – Что вы на это скажете, доктор Ивз?

Мы все переглянулись. Кен чокнулся.

– Я сваливаю к матери на пару недель, – признался Нед Пух-Торф, избравший путь бегства. – Не могу больше выносить это гнездование. Жена купила коляску и вяжет как полоумная.

Мы все соглашались – кроме Кена Вотакена, – что со стороны производителей детских товаров запруживать рынки младенческими принадлежностями, которые никому не понадобятся, – чистая эксплуатация. Я бы все это экспортировал странам Третьего мира – как несколько лет назад замороженную говядину.

– Все это – порождение жадности, – изрек Билли Оводдс.

Мы все – кроме Вотакена – кивнули.

– Подсознательной, конечно, – добавил я. – Мы столкнулись с жестоким самообманом.

Рон Харкурт предпочел стратегию игнорирования – лучшую реакцию на все эти «беременности», по мнению доктора Ивза. В случае Рона это было нетрудно. Его филиппинка, которую он заказал по каталогу, еще когда полагали, что иностранки будут рожать в этой стране, одна из немногих жен в Тандер-Спите не заявляла, что беременна. Потому что вообще отказалась от секса с Роном. Он не говорил, что любит ее. А она не могла жить без любви. Сделка не удалась. Девушка собиралась обратно на Филиппины – ее от Рона тошнило. Лучше она будет жить в бедности, но с настоящим мужчиной, заявила она.

– А что, если у них действительно родятся дети? – не унимался Вотакен, перекрикивая телевизор. – Что, если доктора ошибаются? – Мы с Роном переглянулись. Вотакен это заметил и, подскочив ближе, обвиняюще ткнул меня в грудь. – Ладно, Сам, когда у твоих подружек последний раз были месячные?

Тут он был прав: гигантские коробки тампонов, которые привезла Эбби, оставались нетронутыми.

– По крайней мере, больше не придется страдать от ПМС, – задумчиво изрек Билли Оводдс. – Впрочем, забавно: они все утверждают, что родят ровно через девять месяцев после того, как объявили о Премии.

Норман согласился, что смахивает на полную брехню. И пять миллионов евриков Премии, несомненно, повлияли на съехавший крышняк нации.

– Простите мой немецкий, – прибавил он.

И на мое домашнее хозяйство Премия повлияла не меньше. Чтобы отпраздновать будущие пять миллионов – даже десять, если родят одновременно, – Розобланши стащили мою кредитку и пустились транжирить бабки. Ложные гормоны превратили их в парочку маньяков-декораторов, которым приспичило капитально переоборудовать мой съемный коттедж: жалюзи и рельефная штукатурка цвета охры, слишком неуютно похожего на говно, внизу в туалете; отделка под мрамор оттенков «персик» и «клюква», напоминавших собачью селезенку, на крыльце; обои под Джексона, твою мать, Поллока [114] на кухне; гарнитур из дивана и двух кресел с кистями и претендующие на звание произведений искусства эстампы с репой в рамочках в гостиной. Все мои диски с концертными записями Элвиса сослали в гараж. Для сексуального треугольника стало дороговато: еще месяц, и у меня на счете будет огромный перерасход. Эбби, избравшая подход приятия их ложной беременности, наша верховная жрица вкуса, руководила всей операцией по каталогу универмага «Джон Льюис» и готовила для гигантского холодильника, который по ее настоянию я купил девочкам, дабы сделать из них порядочных женщин. Трудосберегающий агрегат, словно голодное животное-гурман, стоял в гараже, ожидая, когда ему скормят завернутые в пленку блюдца. Вдобавок, каждый день с коробкой инструментов захаживал Норман (он призывал, чтобы я звал его мистер Мастер), еще надежнее заколачивая меня в гробу семейственности. К концу второго триместра Тандер-Спит заполонили гуляющие вразвалочку женщины, растолстевшие от ветров, за счет подушек или природного жира. Роз и Бланш предпочли последнее и раздулись до такого размера, что с трудом протискивались в двери; они так распределили вес своей воображаемой беременности, будто к ним присоединилась третья близняшка. Выглядели они все еще привлекательно – насколько может быть привлекательной скульптура, вылепленная из чистого жира. Как и прочие городские истерички, близняшки радовались своей нелепой тучности и ею щеголяли. Собирались в стайки с прочими девицами, ходили на водную аэробику в центр досуга, а затем устремлялись в «Пицца Хат», где имелась особая скидку на пиццу – «На двоих».

– Мы рождены, чтобы размножаться, – заявила Роз, когда они с Бланш вернулись с курсов для рожениц Медицинского Центра Лысухинга – еще одного заведения, нажившегося на кризисе: клиника купила церковь Святого Николаса и переобустроила ее в приемный покой – под занятия для беременных и одновременно – групповой терапии для тех, кто пребывает в отказе.

– Мы положим начало новому племени, – изрекла Бланш.

– Это основной инстинкт, – авторитетно пояснила Роз.

– Со времен Ноя, – добавила Бланш.

Основной инстинкт, который скоро разорит нас подчистую. Мы приближались к третьему триместру помешательства; Роз и Бланш продолжали скупать кучу ненужных вещей: тостеров, переносных магнитофонов, подогревателей бутылочек, – для которых Норман, великий заговорщик, пришел и прибил полочку.