Племянник никогда не забывал того, что произошло, когда ему было десять лет. Между 1945 и 1965 годами ни Сталин, ни Хрущёв не считали нужным создать мемориал погибшим воинам в Москве. Культ собственной персоны имел большее значение, а ведь ни один из них не поднялся бы на Мавзолей принимать майский парад, если бы не миллионы погибших в 1941-1945 годах.
Затем, в 1966 году, после ухода Хрущёва, Политбюро наконец распорядилось поставить памятник и зажечь Вечный огонь у мемориала Неизвестного солдата.
И всё равно его не поставили на видном месте, а запрятали за деревья Александровского сада, поближе к Кремлёвской стене, так, что он не попадал на глаза людям, стоявшим в бесконечной очереди, чтобы взглянуть на набальзамированные останки Ленина.
В том году после майского парада, когда десятилетний кадет широко раскрытыми глазами смотрел на движущиеся мимо танки, орудия и ракеты, проходящие парадным шагом войска и выбежавших на Красную площадь танцующих гимнастов, дядя взял его за руку и повёл по дорожке между садом и Манежем.
Под деревом лежала плоская глыба полированного красного гранита. Рядом горело пламя в бронзовой чаше.
На камне высечены слова: «Имя твоё неизвестно, подвиг твой бессмертен».
— Я хочу, чтобы ты дал мне обещание, мальчик, — сказал полковник.
— Хорошо, дядя.
— Их миллионы там, между Москвой и Берлином. Мы не знаем, где они лежат, во многих случаях не знаем, кто они. Но они сражались рядом со мной, и это были хорошие люди. Понимаешь?
— Да, дядя.
— Что бы тебе ни обещали, какие бы деньги, повышение или почести ни предлагали, я не хочу, чтобы ты когда-либо предал этих людей.
— Обещаю, дядя.
Полковник медленно поднёс руку к козырьку. Кадет последовал его примеру. Проходящая мимо толпа приехавших из провинции туристов, облизывавших мороженое, с любопытством наблюдала за ними. Их экскурсовод, в обязанности которого входило рассказывать о величии Ленина, явно растерялся и погнал людей за угол, к Мавзолею.
— Читал на днях твоё интервью в «Известиях», — сказал Миша Андреев. — Вызвало шум на базе.
Генерал с острым интересом посмотрел на него.
— Не понравилось?
— Удивились, и все.
— Знаешь ли, я говорил это серьёзно.
— Да, думаю, что серьёзно. Ты обычно говоришь серьёзно.
— Он дерьмо, мальчик.
— Раз ты так говоришь, дядя. А ведь, похоже, он победит. Может, тебе лучше бы помолчать?
— Я слишком стар для этого. Говорю, что думаю.
Старик, казалось, глубоко задумался, глядя на «княжну Романову», поющую наверху на галерее. Иностранцы узнали «Дорогой длинною, да ночью лунною», которая была старинным русским романсом, а вовсе не западной песней. Генерал протянул руку через стол и сжал плечо племянника.
— Послушай, сынок, если со мной что-нибудь случится…
— Не говори глупостей, ты ещё всех нас переживёшь.
— Не перебивай! Если что-то случится, я хочу, чтобы ты похоронил меня на Новодевичьем. Ладно? Я не хочу убогих гражданских похорон, я хочу священника и всё что положено, весь ритуал. Понимаешь?
— Тебе — священника? Вот уж не думал, что ты веришь во всё это.
— Не будь дураком. Ни один человек, в двух метрах от которого упал немецкий снаряд восемьдесят восьмого калибра и не взорвался, не откажется верить, что там, наверху, должно быть, кто-то есть. Конечно, мне приходилось притворяться. Все мы притворялись. Членство в партии, лекции — всё это входило в работу, и всё было враньём. Поэтому я так и хочу. А теперь допьём кофе и пойдём. Машина у тебя служебная?
— Да.
— Хорошо, а то мы оба пьяненькие. Можешь отвезти меня домой.
* * *
Ночной поезд из Киева, столицы независимой Украины, с грохотом сквозь морозную мглу шёл на Москву.
В купе шестого вагона сидели два англичанина и играли в карты. Брайан Винсент взглянул на часы.
— До границы полчаса, сэр Найджел. Пора готовиться ко сну.
— Наверное, пора, — согласился Найджел Ирвин.
Не раздеваясь, он забрался на верхнюю полку и до подбородка натянул на себя одеяло.
— Выгляжу как надо? — спросил он.
Бывший солдат кивнул.
— Остальное предоставьте мне, сэр.
На границе поезд остановился на короткое время. Украинские пограничники, находившиеся в поезде, уже проверили их паспорта. Русские сели в поезд во время остановки.
Спустя десять минут в спальное купе постучали. Винсент открыл дверь.
— Да?
— Паспорт, пожалуйста.
В купе горела только тусклая синяя лампочка, и, хотя в коридоре жёлтый свет был ярче, русскому контролёру пришлось напрячь зрение.
— Нет визы, — сказал он.
— Конечно, нет. Это дипломатические паспорта. Визы не требуется.
Украинец указал на английское слово на обложке каждого паспорта.
— Дипломат, — сказал он.
Русский, слегка растерявшись, кивнул. Он получил инструкции из ФСБ, из Москвы, обращать особое внимание при пересечении границы на фамилию и лицо или на то и другое сразу.
— А где этот человек? — спросил он, указывая на второй паспорт.
— Он там, наверху, — ответил молодой дипломат. — Дело в том, что, как вы видите, он очень стар. И ему нездоровится. Вам необходимо беспокоить его?
— А кто он?
— Ну, это отец нашего посла в Москве. Вот почему я сопровождаю его. Едет повидать сына.
Украинец показал на лежавшего на верхней полке.
— Отец посла, — повторил он.
— Спасибо, я понимаю по-русски, — сказал русский.
Он был сбит с толку. Круглолицый лысый человек на фотографии в паспорте ничем не напоминал полученное им описание внешности. И фамилией тоже. Ни Трабшо, ни Ирвин. Просто лорд Асквит.
— В коридоре, должно быть, холодно, — заметил Винсент. — Достаёт до костей. Пожалуйста. В знак дружбы. Из специальных запасов нашего посольства в Киеве.
Литр водки исключительного качества, такую теперь не достать. Украинец кивнул, улыбнулся и толкнул локтем своего русского коллегу. Русский проворчал что-то, поставил штамп на обоих паспортах и пошёл дальше.
— Не мог расслышать всего под этими одеялами, но получилось хорошо, — сказал сэр Найджел, после того как дверь закрылась. Он спустился.
— Давайте скажем просто: чем их меньше, тем лучше, — заявил Винсент и принялся за уничтожение двух фальшивых паспортов в умывальной раковине. Кусочки вывалятся из отверстия туалета и разлетятся по снегу Южной России. Один паспорт для въезда, а другой для выезда. Те, что для выезда, с прекрасно изготовленными въездными штампами, были спрятаны.