Глава 8
Мощное колдувачество магического волшебника
Свет создал для нас этот мир – прекрасный и
совершенный для того, чтобы мы радовались. Мы же точно неблагодарные дети,
получившие игрушку, мало того, что сами не радуемся, но еще и тот, кто подарил,
вечно оказывается виноват, что машинка сама себя не заводит, пистолет
недостаточно убивательный, а у куклы отломилась нога. Хочешь сделать дурака
несчастным – подари ему что-нибудь.
Ирка. Из дневника.
Существует слово из пяти букв, с которым
москвичи знакомы очень хорошо. Слово это – «дождь». Бесконечные капли падают с
неба, пытаясь подкормить давно вырубленные леса. За отсутствием лесов они
запруживают асфальт и, превращаясь в местного значения реки, грустно текут,
изыскивая место, где можно низвергнуться под землю.
Всякий, кому посчастливится наблюдать за
дождем с балкона, видит, как по улицам округло плывут разноцветные зонтики.
Москвичи достают их всегда мгновенно, как самураи свои клинки. Это
предусмотряшки из рода зонтичных, обожающие предугадывать неприятности прежде
их возникновения и наслаждаться собственной предусмотрительностью.
Кроме рода зонтичных, существует и род
беззонтичных. Эти делятся на неудачников, которые стонут, что без всякой
надобности проносили с собой зонтик всю неделю и не взяли его именно сегодня, и
на принципиальных лоботрясов, которые не носят зонтика вообще никогда, надеясь
на трех братьев-гопников Авося, Небося и Так Сойдёта.
Дождь начался внезапно – без прогнозов и
объявления войны. Когда упали первые капли, Эссиорх ехал на мотоцикле домой.
Это были капли-разведчики, имевшие задание разнюхать основные скопления солдат
и техники противника, чтобы было куда стягивать тучи. Пока Эссиорх соображал,
померещились ему капли или нет, где-то наверху отвернули кран. Город удивленно
всхлипнул, хлюпнул и начал постепенно утопать.
Четверть часа спустя дороги превратились в
реки, по которым плыло всё, что умело, не умело и только обучалось плавать,
вроде большой пластиковой корзины и дутой рекламной жестянки обмена валют.
Газоны размыло, а где-то и унесло совершенно.
Зонтичные сравнялись с беззонтичными, ибо и зонтики уже не спасали от струй.
Автобусные остановки превратились в обитаемые острова. Люди стояли на скамейках
с ногами, надеясь хотя бы так спастись от косых, поддуваемых ветром потоков.
Машины останавливались: дворники были уже бесполезны. Да и какие дворники могут
быть у подводной лодки?
Владельцы аптек шумно радовались и, укрытые за
стеклянными витринами своих лекарственных цитаделей, потирали ладони, пахнущие
микстурой от кашля.
Забыв первое правило мотоциклиста, что мокрые
трамвайные рельсы переезжать нельзя, Эссиорх неудачно стал поворачивать и упал.
Скорость, по счастью, была небольшой и, кроме самолюбия, ничего не пострадало.
Подняв заглохший мотоцикл, мокрый как морж Эссиорх за руль довез его до подъезда
и цепью приковал к липе. Цепь была золотая, заговоренная, в целях маскировки
крашеная под ржавчину. Когда-то по ней ходил кот ученый. Впоследствии она долго
валялась на складе Эдема, откуда и выудил ее Эссиорх.
Поднявшись в квартиру, Эссиорх первым делом скинул
свою ставшую водолазным костюмом куртку, переоделся в сухое и, голодный как
десять крокодилов, босиком зашлепал на кухню. В стекло весело стучали
вздувшиеся почки вербы, похожие на бестолковых желтых шмелей. Он открыл
холодильник и, взяв единственное, что там нашлось: пакет молока и пачку
сливочного масла – вышел на балкон.
Отважно откусывая сливочное масло, он запивал
его молоком и смотрел на дождь, захлестывающий его сбоку, со стороны правой
щеки. Воздух блестел, как чешуя дракона. Где-то вдали, в окружении слежавшихся
туч, смутно проступало утопшее солнце. Солнце упорно стучало лучами в тучи, но
ему пока не открывали.
По улице среди множества зонтичных и
некоторого числа беззонтичных карнавально плыла яркая дама в желтом плаще и
красной шляпке, растекающаяся во влажном воздухе пульсирующим праздничным
пятном. У Эссиорха мгновенно зачесались кисти и мольберт. Он хотел уже бежать
за ними в комнату, но остановился и стал смотреть на дождь, вбирая его зрачками
с жадностью сухой губки.
Внезапно Эссиорху стало казаться, что нет ни
добра, ни зла, ни Эдема, ни Тартара, а существует только дождливый, бойкий,
наполненный свежими весенними запахами город. Есть мотоцикл, есть краски, есть
раковина, забитая скульптурной глиной, открытая пачка масла с отпечатком его
зубов и прочая пестрая, довольно приятная суета.
Если постараться и приложить небольшие, почти
неощутимые усилия, о свете и мраке вообще можно не вспоминать. Посчитать их
абстракциями, которые придумали томящиеся от полуденного зноя древние мудрецы,
у которых не было пластиковых карт и мобильных телефонов, а имелись лишь
бесчисленные овечьи стада и виноградные лозы. Выпнуть добро и зло из системы
координат и прекрасно существовать как придется, отвлекаясь только на решение
сиюминутных задач, как заработать себе на тазик бензина, на ковшик с супом и
куда смотаться вечером. Хуже другое – то, что свет и особенно мрак все равно о
тебе не забудут, и законы их продолжат действовать, сохраняя над тобой полную
власть, как единственные незыблемые законы бытия.
С большим трудом Эссиорх отогнал от себя
наваждение, подумав, что еще пару лет в человеческом мире, и он залипнет тут
настолько, что при слове «Эдем» будет максимум представлять себе неопределенные
цветочки, которые существуют лишь на цветных страницах детских книг.
«Мирские заботы наброшены на человека, как
тяжелое пыльное одеяло, ворочаясь под которым, он не видит ни добра, ни зла, и
даже часто поверить не может в их существование», – вспомнил Эссиорх
что-то из общего курса света.
Он решил все же сходить за кистями, когда к
подъезду, поблескивая сиреной, подъехала машина ГАИ.
Пока Эссиорх ошалело размышлял, не связано ли
это с сомнительной парковкой его мотоцикла под деревом и на газоне, из машины
выскочила Улита, а за ней недовольно, как медведи-шатуны из берлоги, выбрались
Мошкин, Чимоданов и Ната. Улита сразу по-хозяйски прошла в подъезд. Ната и
Чимоданов потянулись за ней. Безотказный Мошкин был оставлен под дождем
выгружать рюкзаки и чемоданы.
Когда последний чемодан перекочевал под
козырек подъезда, гаишная машина уехала. Ее выглянувший из окна водитель имел
озадаченный вид человека, который проснулся в незнакомом месте и теперь
пытается понять, где он и как сюда попал. На прикованный к дереву мотоцикл
Эссиорха он посмотрел тупо и без интереса.
Эссиорх вздохнул. Гостей он любил, но не в
таком количестве и с несколько меньшим числом вещей. Единственное, что гость
должен иметь с собой, кроме себя родного, это торт, банку с кофе и, возможно,
какую-нибудь недорогую, но предварительно согласованную запчасть для мотоцикла.
Кроме того, бывает полезно, если гость вооружен палкой копченой колбасы.