Она стояла за дверью, озираясь. С платья капала вода.
— Твоя комната такая чудная. Вся розовая. Как девичья.
— Она и была девичьей. Вот, возьми. — Он передал ей полотенце. — А это лучше сними. Ванная в твоем распоряжении.
Он прошел к своему шкафу, разделся и бросил мокрую одежду в одну кучу. Достал чистую рубашку и пошел к комоду, чтобы взять нижнее белье. Когда он повернулся, она все еще стояла и наблюдала за ним. Внезапно застеснявшись, он прикрылся рубашкой.
— Ты еще одета, — сказал он.
— Да, — ответила она, и он понял, что она ждет, чтобы он ушел. Снова стесняется, боится обнажиться передним.
— Хорошо, хорошо, — сказал он, хватая свои брюки. — Я буду внизу. Мойся, сколько захочешь — тебе прогреться надо.
— Я забыла, — сказала она, — как ты выглядишь.
Он смущенно посмотрел на нее, затем взял сухую обувь и направился к двери.
— Будет о чем подумать к ванной. Давай, снимай, — сказал он, показывая на платье. — Не волнуйся, подсматривать не буду. Здесь рядом комната женщины. Можешь кое-что у нее позаимствовать, она против не будет.
— Нет. У меня есть новое платье, — ответила она, разворачивая его. — Только здесь немного намокло.
— Видишь, какое удачное приобретение, — сказал он, закрывая дверь.
Спустившись, он надел ботинки, затем сел у окна и стал смотреть на дождь. Не спеша, постепенно. Но вот они, почти обнаженные, стояли и смотрели друг на друга в ванной. Он слышал, как лилась вода, но сейчас слабее, чтобы оставалась горячей, пока она отмокает. Как чужие, будто никогда не были вместе в постели. Как будто он не лежал после, глядя на ее отражение в зеркале. Но то было прежде.
Он плеснул себе в стакан из одной бутылки с этикеткой — Мюллер наверняка не будет возражать — и опять подошел к окну. Дождь лил отвесно, даже не задевая подоконника. Затяжной дождь, который может лить часами, хорош для урожая и чтобы сидеть дома. Рядом с пианино стоял патефон-автомат. Он подошел и просмотрел пластинки. V-диски,
[57]
трио Ната Коула,
[58]
явно чей-то любимец. Вынув одну из конверта, он поставил ее на патефон. Зазвучала «Охолонись и не трепись». Легкая мелодия, незамысловатые слова, чисто американская песенка. Закурив, он сел, положил ноги на подоконник и, не обращая внимания на музыку, погрузился в раздумья. Такого он вообще-то не ожидал. Настолько был уверен, как все произойдет.
Когда песенка завелась снова, он нахмурился, встал и снял пластинку. Вода перестала литься, наверху наступила тишина. Она, должно быть, вытирается, сушит волосы, закалывает их назад. Он услышал тихое шуршание, как будто мыши возились, и понял, что она идет по коридору. В его комнату. Взяв пачку пластинок, он поставил их в накопитель, чтобы больше ничего не слышать, никаких шорохов, ничего, чтоб мысли не метались. Только пианино, контрабас, гитара и монотонный шум дождя. Он снова положил ноги на подоконник. Раньше дня было мало — быстро одевались и возвращались в город. Теперь минуты тянулись до бесконечности долго, бесформенно и лениво, как колечки сигаретного дыма в пустом доме.
Он не услышал, как она вошла. Просто почувствовал, как за музыкой дрогнул воздух, запах лаванды. Повернул голову и увидел, что она тихо стоит, ожидая, когда он ее увидит. Пробный выход. Он встал, посмотрел на нее, и в голове у него все перевернулось. Приняв ванну, она порозовела, цвет его комнаты, лицо стало как раньше. Но что-то еще. Платье было великовато, и она перетянула его пояском, отчего верх ниспадал свободно. Как в 40-м. Волосы уложила так, чтобы прическа шла к платью. Они спадали вниз, обрамляя ее лицо в стиле прошлых лет. Все продумано, как приглашение. Все как он просил. Она застенчиво улыбнулась, приняв его молчание за одобрение, и сделала несколько шагов вперед, повернулась к патефону — девушка на свидании, которая не знает, как начать разговор.
— А что значит «ты сливки в моем кофе»? — спросила она, рассматривая пластинку.
— То, что они подходят друг другу, — сказал он рассеянно, все еще рассматривая ее.
— Шутка? — сказала она, чтобы поддержать легкую беседу.
Он кивнул и прислушался к словам, ведь она, кажется, слушала песню.
— Типа этого. «Мой вустер, дорогая».
— Вустер? — Споткнувшись на английском.
— Соус.
Она взглянула на него.
— Я нормально выгляжу?
— Да.
— Туфли я позаимствовала.
И замолчала. Смотрела на него и ждала, пока не сменится пластинка. Зазвучала более медленная песенка «Я поплетусь за тобой». Типа той, под которую мечтали в «Ронни». Она подошла к нему, слегка пошатываясь в непривычных туфлях, и положила руку ему на плечо.
— Ты еще помнишь? А я, кажется, забыла.
Он улыбнулся и положил руку на талию, начиная двигаться вместе с ней.
Они танцевали по небольшому кругу, не слишком прижимаясь, подчиняясь музыке. Сквозь тонкий материал он почувствовал, что под платьем на ней ничего нет, и это его озадачило. Будто уже голая, не надо путаться в крючках и замочках, чтобы раздеть ее, полностью готова. Он слегка отодвинулся, все еще не веря ей, но она не пустила, глядя ему прямо в глаза.
Слышен был только шум дождя.
— Зачем ты это сделала? — сказал он, касаясь ее волос.
— Мне захотелось. Тебе же так нравится.
Она улыбалась, довольная собой, и не отводила от него взгляда. Тут он окончательно запутался, сознавая только то, что они танцуют, и что бы там наверху ни случилось, вопросов лучше не задавать, они все погубят. Просто танцуй потихоньку и все. Пластинка сменилась. Лина, вся горя, прижалась к нему так, что он даже ощутил ее холмик внизу, слабое дразнящее щекотанье волосиков сквозь платье. Он попытался отстраниться.
— Не надо, — сказала она. — Я хочу тебя чувствовать.
Но моргнула, как охнула у дерева, а потом, опустив голову ему на плечо, закрыла глаза и полностью слилась с ним.
— Лина, ты не…
— Просто обними меня.
Они танцевали под музыку, не слыша ее. Ноги передвигались сами собой — предлог для того, чтобы оставаться близко, и музыка действовала: Джейк почувствовал, что ее отпустило, она слилась с ним. Еще чуть лучше. Но она снова его удивила — крепко прижалась к нему, чтобы ощутить его внизу, обхватила руками ягодицы и прошептала на ухо:
— Пошли наверх.
— Ты уверена?
Не ответив, она медленно повела его через комнату, как бы продолжая танец, ритмично, как во сне, переставляя ноги по ступенькам. Теперь не решался он — не знал, что делать, следуя за ней, наблюдая, как она остановилась на полпути, медленно и эротично, словно раздеваясь для него, сняла туфли и, грациозно изогнувшись, подняла их. Мелькнули босые ступни, абсолютно белые, как будто были самой интимной частью ее тела. Дальше он только видел, как платье слегка задевает ее ноги, а потом сразу — комната. Музыка исчезла где-то вдали, он слышал собственное дыхание. Не понимая ничего, он стоял и ждал. А она, уронив туфли, повернулась к нему и расстегнула сначала верхнюю пуговицу его рубашки, потом следующую, движениями такими же неторопливыми, как и шаги. Распахнув рубашку, нежно провела руками по его груди — у него от удивления дрожь пошла по коже — затем опять занялась пуговицами и, расстегнув их почти до конца, остановилась и прислонила голову к его обнаженной груди, отдыхая.