— Я буду внизу через две минуты, — сказала она, стремясь поскорее уйти отсюда, как будто эта комната была гостиничным номером, который они сняли надень.
— Хорошо. Поедем домой, — сказал он, с удовольствием произнося это слово. Выходя, он взял туфли Лиз.
В коридоре он подождал, пока Лиз ответит на его стук.
— Эй, Джексон, — сказала она — по-прежнему смущенная. — Извини, что так получилось. В следующий раз вешай галстук на ручку двери.
— Твои туфли, — сказал он. — Я их позаимствовал.
— Клянусь, ты был в них великолепен.
— Ее промокли.
Она взглянула на него:
— Это нарушает правила проживания, ты же знаешь.
— Это не то, что ты думаешь.
— Да? Мог бы и соврать.
— А что тебе вообще надо было? — спросил он. Ему было слишком хорошо, чтобы объяснять что-либо.
— В основном убедиться, что ты жив. Ты же пока здесь живешь, не так ли?
— Я был занят.
— Угу. А тут я беспокоилась. Ну, мужики все такие. Кстати, тебя тут спрашивали.
— Потом, — сказал он равнодушно. — Еще раз спасибо за туфли.
Она приставила руку к голове, отдавая честь.
— Всегда пожалуйста. Эй, Джексон, — сказала она, остановив его. — Смотри, особо не увлекайся. Это ж только…
— Это не то, что ты думаешь, — повторил он.
Она улыбнулась:
— Тогда перестань ухмыляться.
— Разве?
— Рот до ушей.
Он что, улыбался? Сходя по лестнице, он не понимал: неужели его лицо действительно сияет так, что сразу видно, как они очумели от счастья? А вся близость свелась к лирике популярной песенки. Но кому какое дело?
Он выключил патефон и, наконец закурив, стал мерить шагами комнату, вместо того, чтобы лежать в постели — обычный ритуал, перевернутый с ног на голову, как и все остальное. Сколько времени прошло с тех пор, как вот так же пускалась к нему, желая его? На улице мокрые листья блестели по-новому, как монеты. Русские деньги. У Талли были русские деньги. Он все еще лениво обыгрывал этот факт в голове, когда у двери раздался топот. Берни, вытирая ноги о коврик, тряс зонтиком. Аккуратный мальчик, который учился играть на пианино.
— Где вы, черт побери, пропадали? — спросил он, торопливо заходя. — Я везде ищу вас. Уже несколько дней. — С легким упреком.
— Работаю, — привел Джейк единственное законное оправдание. А сейчас он улыбается?
— У меня других дел полно, сами знаете. Я тут как на побегушках. А вы смылись, — дребезжащим, как будильник, голосом сказал Берни.
— Вы получили новости из Франкфурта? — спросил Джейк, словно проснувшись.
— Кучу. Нам нужно поговорить. Вы же не сказали мне, что здесь есть связь. — Он положил папки, которые принес с собой, на пианино, как будто собирался закатать рукава и сесть за работу.
— Это может подождать? — спросил Джейк, не желая включаться.
Берни удивленно уставился на него.
— Ладно, — сказал Джейк, уступая, — что они сказали?
Но Берни стоял, уставившись прямо на Лину, которая спускалась по лестнице. Волосы снова, как и положено, были заколоты назад. Платье покачивалось в такт шагам. Очередной выход. У двери она остановилась.
— Лина, — сказал Джейк. — Познакомься, пожалуйста. — Он повернулся к Берни. — Я нашел ее. Берни, это Лина Брандт.
Берни продолжал глазеть, затем неуклюже кивнул, смущенно, как и Лиз.
— Мы попали под дождь, — сказал, улыбаясь, Джейк.
Лина вежливо пробормотала «здравствуйте».
— Нам надо идти, — сказала она Джейку.
— Минутку. Берни помогает мне собирать материал для статьи. — Он повернулся. — Так что они сообщили?
— Это может подождать, — сказал Берни, не отводя взволнованного взгляда от Лины, будто неделями не видел женщин.
— Все в порядке. Какая связь? — Уже заинтересованно.
— Поговорим об этом позже, — сказал Берни, отводя взгляд.
— Позже меня здесь не будет. — И добавил, поняв причину его замешательства: — Все в порядке. Лина со мной. Давайте, выкладывайте. Успехи есть?
Берни неохотно кивнул.
— Кое-что, — сказал он, но смотрел теперь на Лину. — Мы нашли вашего мужа.
На минуту она замерла, а потом, схватившись за край пианино, тяжело опустилась на банкетку.
— Он не умер? — спросила она наконец.
— Нет.
— Я думала, его убили. — Ее голос звучал монотонно. — Где он?
— В Крансберге. По крайней мере, был.
— Это тюрьма? — спросила она так же безжизненно.
— Замок. Недалеко от Франкфурта. Не тюрьма, точно. Скорее гостевой дом. Для людей, с которыми мы хотим поговорить. Мусоросборник.
— Не поняла, — сказала она в замешательстве.
— Они так его называют. Есть еще один, недалеко от Парижа — Ашан. Сборные пункты, где тайно держат ученых. Вы же знаете, что он участвовал в ракетной программе?
Она покачала головой.
— Он никогда не говорил со мной о работе.
— Неужели?
Она взглянула на него.
— Никогда. Я ничего не знаю.
— Тогда вам будет интересно, — сказал Берни сурово. — Мне было. Он занимался расчетами. Траектории. Запас топлива. Всем — только не потерями в Лондоне.
— Вы обвиняете его в этом? В Берлине тоже были жертвы.
Джейк следил за ними, как на теннисном матче, и теперь посмотрел на нее, удивляясь силе ее ответа. Детский сад, заваленный бетонными плитами.
— Но не от летающих бомб, — сказал Берни. — Мы не имели удовольствия воспользоваться его опытом.
— Ну, теперь сможете, — сказала она неожиданно горько. — В тюрьме. — Она встала и подошла к окну. — Я могу с ним увидеться?
Берни кивнул:
— Если найдем его.
Джейк, услышав это, встрепенулся:
— Вы о чем?
Берни повернулся к нему.
— Он пропал. Уже две недели назад. Исчез. Там все на ушах стоят. Он был любимчиком фон Брауна,
[59]
— сказал он, кинув взгляд на Лину. — Не может обойтись без него. Я сделал обычный запрос, и пол-Франкфурта вцепилось мне в горло. Все считают, что он поехал повидаться с вами, — сказал он Лине. — По крайней мере, фон Браун. Говорит, он и раньше пытался это сделать. Еще там, в Гармише, где они тихо сидели и спокойно ждали конца. Рванул в Берлин, чтобы вывезти оттуда жену до прихода русских. Было такое?