Центр доски
В кокосах часто находят скелеты мышей. Тощим и голодным легко проникнуть в орех, но куда трудней оттуда выбраться, став жирными и умиротворенными.
Виктор Корчной, русский гроссмейстер. Шахматы — моя жизнь.
Тактика есть наука о том, как поступать, когда выход есть.
Стратегия — наука о том, как поступать, когда выхода не имеется.
Савелий Тартаковер, польский гроссмейстер
Такси везло меня к дому Гарри. В моей душе царило смятение, какого я в жизни не испытывала. Когда Мордехай подчеркнул, что я присутствовала при двух смертельных исходах, это только усилило болезненное ощущение, что весь этот цирк имеет отношение ко мне. И Соларин, и предсказательница предупреждали не кого-нибудь, а меня. И это я нарисовала человека на велосипеде, который вдруг завел привычку появляться в реальной жизни. Почему? При чем тут я?
Мне хотелось задать Мордехаю множество вопросов. Похоже, этот старик знал гораздо больше, чем рассказал. К примеру, он упомянул, что знаком с Солариным. Откуда мне знать, может, они продолжают поддерживать отношения?
Когда мы прибыли к Гарри, швейцар вышел, чтобы открыть нам дверь. В такси мы почти не разговаривали. Войдя в лифт, Лили наконец сказала:
— А ты, похоже, понравилась Мордехаю.
— Он очень сложный человек.
— Ты не единственная, кто так считает, — заявила она, когда двери лифта открылись на нужном этаже. — Даже когда я побеждаю его в шахматы, я всегда ломаю голову над тем, какие комбинации он мог использовать, но почему-то этого не сделал. Я доверяю ему больше, чем кому-либо, но у него всегда есть секреты. Кстати, о секретах: не упоминай о смерти Сола, Пока мы не узнаем больше.
— Мне действительно следовало пойти в полицию, — сказала я.
— Они будут очень удивлены, что тебе понадобилось столько времени, чтобы сообщить о происшествии, — заметила Лили. — Возможно, тебе придется отложить поездку в Алжир лет этак на десять.
— Не подумают же они, что я…
— А почему бы и нет? — спросила она, подойдя к дверям квартиры Гарри.
— Вот они! — воскликнул Ллуэллин из гостиной, когда мы с Лили вошли в большой, отделанный мрамором холл и отдали прислуге свои пальто. — Опаздываете, как всегда! Где вы обе пропадали? Гарри на кухне, готовит обед.
Пол в круглом холле состоял из черно-белых квадратов, как шахматная доска. На стенах между мраморными колоннами висели итальянские пейзажи, выполненные в серо-зеленых тонах. В центре журчал небольшой фонтан с чашей, обвитой плющом.
Слева и справа были широкие мраморные ступени с завитками на торцах. Те, что справа, вели в парадную столовую, где был накрыт на пятерых обеденный стол красного дерева. Слева располагалась гостиная. Там, в кресле, обитом темно-красной парчой, сидела Бланш. Безобразного вида китайский комод с лакированными красными и золотыми ручками возвышался в дальнем конце комнаты. Налет древности, как в антикварном магазине Ллуэллина, лежал на всем. Сам Ллуэллин пересек комнату, чтобы поприветствовать нас.
— Где вы обе пропадали? — спросила Бланш, когда мы спустились с лестницы. — Коктейли и закуски были час назад,
Ллуэллин чмокнул меня и пошел предупредить Гарри о нашем приходе.
— Мы заболтались, — сказала Лили.
Она тяжело плюхнулась в свободное кресло и взяла в руки журнал.
Из кухни появился Гарри с большим подносом, нагруженным закусками. На Гарри был поварской передник и большой колпак. В этом наряде он здорово смахивал на гигантскую рекламу быстрых дрожжей.
— Я слышал, как вы пришли, — сказал он, сияя. — Пришлось отослать прислугу, чтобы не лезли с советами, когда я готовлю. Потому я сам и принес закуски.
— Лили говорит, что они проболтали все это время, можешь себе представить? — сказала Бланш:, когда Гарри поставил поднос на край стола. — И едва не сорвали нам ужин.
— Оставь их в покое, — ответил Гарри и незаметно от жены подмигнул мне. — Девочки в их возрасте и должны быть чуточку своевольными.
Гарри всегда придерживался мнения, что стоит мне проявить немного желания, и все мои положительные качества распространятся на Лили, будто заразная болезнь.
— Посмотри, — сказал он мне, указывая на поднос с закусками. — Это икра и сметана, это яйцо с луком, а это мое фирменное блюдо: рубленая печенка со смальцем. Матушка передала мне их секретный фамильный рецепт на смертном одре.
— Пахнет великолепно, — сказала я.
— А это копченый лосось под сырным соусом, на случай, если икра тебе не понравится. Я хочу, чтобы половина была съедена до моего прихода. Ужин будет готов через полчаса. — Он снова подмигнул мне и вылетел из комнаты.
— Копченый лосось, бог мой! — сказала Бланш таким тоном, словно почувствовала приближение головной боли. — Дайте мне его.
Я подала ей лососину и взяла немного себе. Лили зависла над подносом с закусками и принялась их уничтожать.
— Хочешь немного шампанского, Кэт? Или еще что-нибудь?
— Лучше шампанского, — сказала я ей, когда вернулся Ллуэллин.
— Я налью, — предложил он, подходя к бару. — Шампанское для Кэт, а что для тебя, моя прекрасная племянница?
— Виски с содовой, — ответила Лили. — А где Кариока?
— Маленького безобразника удалили на вечер. Нет необходимости наблюдать, как он клянчит закуску.
Поскольку Кариока всегда пытался укусить Ллуэллина за ногу, неприязнь, которую брат Бланш испытывал к собаке, вполне можно было понять. Пока Лили дулась, Ллуэллин вручил мне бокал пенящегося шампанского. Затем он вернулся к бару, чтобы смешать виски с содовой.
После обещанного получаса, на протяжении которого мы успели умять большую часть закусок, Гарри вышел из кухни в темно-коричневом бархатном смокинге и сделал нам знак садиться. Лили и Ллуэллин сели с одной стороны стола, Бланш и Гарри — с другой, мне досталось место во главе. Мы расселись, и Гарри налил вина.
— Давайте выпьем за отъезд нашего дорогого друга Кэт. Со времени знакомства это первый случай, когда она надолго покидает нас.
Все чокнулись, и Гарри продолжил:
— Прежде чем ты уедешь, я дам тебе список лучших ресторанов Парижа. В «Максиме» или в «Тур д'Аржан» тебе стоит только назвать метрдотелю мое имя, и тебя примут как принцессу.
Я должна была сказать ему. Теперь или никогда.
— Кстати, Гарри, — сказала я. — Я пробуду в Париже только несколько дней, после этого я отправляюсь в Алжир.
Гарри глянул на меня, рука с поднятым бокалом застыла в воздухе. Затем он резко поставил его на стол.
— В Алжир? — спросил он.