Морин сделала гримаску:
– Консервированные помидоры и вчерашний чай на завтрак под сплошные рекламные призывы? А почему бы тебе не звякнуть Уилли Беллу? У него квартира недалеко от Мапперли-Топ, и живет он один. Он иногда пускает к себе жильцов, наших, из полиции. С ними ему не так скучно, да и лишние денежки… Ничего особенного, но у него чисто, насколько мне известно.
Элдер знал Уилли Белла. Сержант в отделе уголовного розыска, десять лет назад перебрался сюда из Шотландии, из Дамфриса или Галловея, и все никак не мог избавиться от мягкого шотландского акцента; когда-то был женат, насколько Элдер помнил.
– Если у тебя есть его номер телефона, – сказал он, – я ему позвоню попозже.
Достав из сумки мобильник, Морин нажала кнопку «меню», потом «телефонная книжка», потом «вызов».
– Вот, – сказала она, протягивая телефон. – А почему бы сразу не позвонить?
15
Утром Пам Уилсон стояла в кабинете Питера Гриббенса, рассматривая фотографию на столе. Гриббенс с женой. Кажется, ее звали Ванесса. Насколько она помнила, Ванесса. Оба в туристской одежде, на середине подъема на какую-то гору, где-то в глуши, вероятно, в Озерном краю,
[12]
оба сияют, словно сам Господь их благословил, да и немудрено, коль они попали в этот местный филиал его рая. Пам как-то спросила Гриббенса после того, как один из его подопечных бежал из-под надзора, – ему поверили, а он плюнул всем в лицо, – как тот ухитряется все время оставаться вежливым, даже улыбается, и так день за днем, день за днем, после всех разочарований и провалов.
– Я молюсь, – ответил тогда он, ни минуты не раздумывая. – Прошу Господа дать мне силы. – Потом добавил, улыбаясь: – Ну и «Мармайт»,
[13]
конечно. И еще хороший крепкий чай.
Пам никогда не любила «Мармайт», даже когда была ребенком. Папа иногда делал ей маленьких солдатиков из этой пасты и выстраивал их по краю ее тарелки. А что до остального… с нее вполне хватило одного посещения воскресной школы, а потом еще совершенно необъяснимого, даже теперь, помешательства на Клиффе Ричарде,
[14]
когда она еще и в тинейджеры не выбралась; после такого вряд ли станешь доброй христианкой.
Открылась дверь, и в кабинет бочком протиснулся Шейн Доналд.
– Привет, Шейн. Проходи, садись.
– Что случилось?
– О чем ты?
– Вы ж сами сказали, чтоб я явился к вам в офис.
– Именно так.
– Тогда в чем дело?
– Я просто проезжала мимо, вот и все. И у меня для тебя вроде бы хорошие новости.
Она села, подождала, пока Доналд сделает то же самое. Его взгляд как будто ни на чем не задерживался, не фокусировался, лишь глаза поблескивали из-под полуопущенных век. Пам сегодня была в черном жакете поверх свободного серого топа, в черных кордовых брюках, на ногах – старые, поношенные кроссовки, которые она носила уже несколько лет.
– Новости – это о работе. В одном из супермаркетов, из самых крупных, есть вакансия…
– Это не для меня.
– Что ты хочешь сказать?
– Они меня не возьмут.
– Почему ты так думаешь?
– Сами знаете почему.
– Скажи мне сам.
– Как только узнают, что я натворил.
– А они не узнают. Никто им ничего не скажет. Ничего.
– Но они же будут знать, что я сидел.
– Конечно.
– Тогда как же…
– Шейн, мы ведь с тобой говорили об этом. Кроме того, я уже с ними беседовала. Они знают меня. Они и раньше нам помогали, шли навстречу. У них такая политика.
– Да ну?
– Точно.
– А эта работа, что делать-то надо?
– Ну, по большей части работа в магазине. Загружать товар на полки и прочее в таком роде. Собирать тележки с автостоянки, отвозить обратно, ставить на место. В общем, разнорабочим.
Доналд беспокойно задвигался на стуле, грызя ногти и глядя в пол.
– Только для начала, Шейн…
– Ерунда все это, вот что! – Ее удивила резкость, с какой он это произнес. – Работа для детишек, мотающих школу!
– Шейн, еще раз повторяю, это только для начала. Важно начать. Справишься с этим, тогда посмотрим. Может, еще что-нибудь для тебя подберем. Понятно?
Никакого ответа.
– Шейн?
Он вдруг посмотрел ей прямо в глаза:
– Это все?
– Что ты имеешь в виду?
– Это все, для чего вам понадобилось меня вызывать? – Он привстал со стула.
– Нет. Не все. Я тут думала о твоей сестре…
Он очень медленно опустился обратно на стул.
– Ты ей звонил?
– Я ж сказал, что позвоню, так ведь? И в чем тогда дело? Вы мне не верите?
– Да нет, дело вовсе не в этом. Я просто хотела узнать, как прошла беседа, о чем вы с ней договорились. Мне просто интересно…
– Мы встречаемся в городе. В каком-то кафе.
– Ну да, чтоб не бродить по округе.
– Именно так.
– Ну, на первый раз, я думаю, неплохо.
Доналд засопел.
– Это все он, так ведь? Эта сука Невилл.
– Ты имеешь в виду мужа Айрин?
– Ага, эту суку поганую.
– Шейн, пожалуйста…
– Что? Что-то не так?
– Твой лексикон. Он не слишком помогает…
– Лексикон?
– Да.
– То, как я его назвал? – Доналд издал низкий горловой смешок. – Вы ж с ним встречались, не так ли?
– Да. Один раз. Накоротке.
– Тогда сами знаете, что он сука.
Вместо того чтобы медленно досчитать про себя до десяти, Пам вдруг вспомнила лекцию «Наиболее удобные формы обращения в мультикультурном обществе» – разговаривая с клиентом, всеми средствами избегайте всяких длинных и непонятных слов, напыщенности, слащавости, а также жаргонизмов. Но, насколько Пам помнила, слово «сука» там вообще не упоминалось.
– Шейн, – сказала она, – почему ты так плохо о нем думаешь? Все-таки он муж твоей сестры…
– Почему? – переспросил он. – Да потому что он меня ненавидит, вот почему! Потому что не хочет, чтоб Айрин со мной зналась! Потому что хочет, чтоб я подох!