Она наконец-то посмотрела на него:
— Спросите у повара, который готовит для работников. И у Альберта Блэка. Клифф вам все равно ничего не расскажет. От меня он тоже скрывает. Я сама обо всем догадалась. Если узнает, что я вам сказала, никогда не простит.
Поднявшись, миссис Джонс направилась к двери, откуда навстречу ей лился солнечный свет.
— Спросите их. Больше я ничего не скажу.
— Благодарю вас, — задумчиво произнес Аллейн. — Обязательно спрошу.
3
Встреча Аллейна с поваром была исполнена небывалого драматизма. Она произошла вечером того же дня. После раннего ужина, проходившего в молчании, поскольку обитатели дома еще не оправились от вчерашних душевных излияний, Фабиан предложил Аллейну прогуляться к бараку, где жили работники. Перед тем как уйти, Аллейн попросил Урсулу дать ему бриллиантовую брошку, которую миссис Рубрик потеряла в день убийства. Они с Фабианом шли по лавандовой дорожке, когда стало смеркаться и в горах началось предзакатное пиршество красок. Только теперь вместо лавандового бордюра торчали серые высохшие стебли, за которыми мерзли мумифицированные головки цинний.
— Тогда все выглядело так же? — спросил Аллейн. — С точки зрения обзора?
— Лаванда была зеленой и кустистой, — ответил Фабиан. — Но эта штука лежала среди цинний и была на виду. Циннии здесь не слишком благоденствуют, и даже когда цветут, вид у них довольно жалкий.
Аллейн пару раз бросил брошку в циннии, и всякий раз она сверкала среди них, словно причудливый искусственный цветок, воткнутый в сухую землю.
— Ладно, пойдем поговорим с поваром, — вздохнул Аллейн.
Они прошли через калитку, из которой в тот вечер вышла миссис Рубрик, свернули на ту же дорогу, на которую свернула и она.
Когда они шли мимо сарая к цели своего путешествия, до них донесся высокий сиплый голос, который, судя по интонациям, произносил пламенную речь, а очутившись перед бараком с пристройкой, увидели живописную картину.
Группа мужчин, некоторые сидя на корточках, другие прислонившись к стене, молча слушали человека с багровым лицом в грязноватом белом одеянии, который, стоя на перевернутом ящике, громко увещевал их.
— И воззвал я к Господу, — яростно завывал оратор. — Вот что я сделал. Воззвал к Господу нашему.
— Это и есть повар Перси Гоулд на грани нервного срыва. Третья и последняя стадия белой горячки. Обычная история, — объяснил Фабиан.
— И Господь вопросил: «Что снедает тебя, Перс?» И я ответил: «Грехи мои камнем лежат во мне. Опять я предался греху, и нет мне спасения». И тогда сказал мне Господь: «Открой еще бутылку, Перс». И я открыл, и Господь дал мне силы и спас от гибели.
Повар на минуту замолк и, подняв руку, стал с явным усилием чертить что-то в воздухе.
— Вот оно слово Господне для тех, кто слишком трезв, чтобы понять его, — выкрикнул он. — Выжжено огнем небесным на стене этого хренового сарая. И что оно гласит? Открой еще бутылку. Аллилуйя.
— Аллилуйя, — эхом отозвался маленький человечек, сидевший на ступенях пристройки в состоянии глубокого уныния. Это был Элби Блэк, разнорабочий.
Увидев Аллейна и Фабиана, повар снова затянул свою песню, яростно тыкая в их сторону руками.
— Еще две головни должен я выхватить из костра. Еще двух овец оторвать от стада и вознести в райские кущи спасения. Еще двух немощных отдать в руки Господа нашего. Да сойдемся мы вместе на брегах реки! — И тут Перси Гоулд и Элби Блэк затянули церковный гимн, который был подхвачен невидимым аккордеонистом в бараке.
Фабиан объяснил работникам, что Аллейн хочет поговорить с поваром и Элби Блэком. Сортировщик Бен Уилсон, молча куривший трубку и взиравший на повара с явным неодобрением, мотнул в его сторону головой и произнес:
— Уже готов. — Он вошел в барак, и аккордеон сразу затих.
Аллейн оказался лицом к лицу с поваром, который продолжал распевать, но уже без прежнего энтузиазма.
— Похоже, безнадежен? — прошептал он, с сомнением глядя на пьяницу.
— Сейчас или никогда, — возразил Фабиан. — Завтра он будет потерян для мира, а послезавтра мы должны отвезти его в город. Если только вы в силу данных вам полномочий не оставите его здесь.
— Эй, Перс! — гаркнул он, подходя к нему вплотную. — Слезай отсюда. С тобой хотят поговорить.
Повар немедленно шагнул куда-то в пространство, где его, словно увесистую балерину, ловко подхватил Аллейн.
— Имейте сочувствие к человеку, — неожиданно тихо произнес он и дал посадить себя на ящик.
— Мне уйти? — спросил Фабиан.
— Оставайтесь. Мне нужен свидетель.
Повар был крупный мужчина с бесцветными глазами, липким ртом и гнилыми зубами.
— Открой мне душу свою, — предложил он Аллейну. — Она черна, как смола, но станет белее снега. В чем твоя беда?
— Виски, — коротко ответил Аллейн.
Схватившись за лацканы его пальто, повар изучающее посмотрел ему в глаза.
— Не с кем выпить, приятель? Так давай. Я не против.
— Но у меня нет. А у тебя?
Повар скорбно покачал головой, после чего, не в силах остановиться, стал мотать ею из стороны в сторону. Глаза его наполнились слезами. От него несло пивом и чем-то еще. Этого Аллейн пока определить не мог.
— Сейчас его не найдешь нигде, — грустно констатировал Аллейн.
— У меня и капли во рту не было, с тех пор как… — пробурчал повар. Вытерев рот, он хитро посмотрел на Аллейна: — Сам знаешь, с каких пор.
— С каких же?
— Э, это секрет, — многозначительно произнес он.
Повар искоса взглянул на Фабиана и викторианским жестом приложил палец к носу. Элби Блэк разразился громким бессмысленным хохотом и, произнеся «Господи!», закрыл лицо руками. Встав позади повара, Фабиан заговорщицки указал на дом.
— Может, у них в доме что-нибудь есть? — поинтересовался Аллейн.
— Эх, — вздохнул повар.
— Как насчет этого? — Аллейн показал в сторону погреба.
Повар опять затряс головой.
Глубоко вздохнув, Аллейн выстрелил прямой наводкой:
— Может, Клифф поможет?
— Этот гад! — выдохнул повар, после чего с поразительной четкостью изрыгнул поток ругательств.
— А что с ним такое?
— Вот его спросите, — бросил повар, негодующе взглянув на Элби Блэка. — Они с ним дружки.
— Заткнись, — рявкнул Элби Блэк, внезапно рассвирепев. Заткни глотку, а не то башку сверну. Я тебе говорил, чтобы ты не трепался? У тебя что, мозгов нет? — Он ткнул дрожащим пальцем в сторону Аллейна. — Ты чего, не соображаешь, кто это? Хочешь, чтобы нас обоих в кутузку упрятали?