— Тогда нам придется определить значение слова «подрывной», — возразил Плоуг.
— Я знаю, что значит это слово, — ответил Краббе. — А вы разве нет?
Он дописал новую поправку к своему списку, затем передал лист Буку.
— Итак, мы вернулись к тому, на чем закончились мои переговоры с Монбергом. Жаль, что он не смог завершить начатое.
— Не могу не согласиться, — ответил Бук с бесстрастным видом.
Краббе не заметил сарказма в его голосе. Буку казалось, что лидер правых вообще мало что замечает.
— Монберг сделал очень много, чтобы добиться соглашения с нами, — продолжал разглагольствовать Краббе. — За все время переговоров он отменил встречу только однажды. — Он что-то припомнил. — Это случилось в тот день, когда левые демонстранты перевернули вверх дном резиденцию министра интеграции. При следующей встрече нам с Монбергом было что обсудить.
Бук сел, опер подбородок на большой кулак и внимательно слушал.
— Нужно знать своих врагов, — назидательно добавил Краббе. — Пришлите мне законопроект, когда будут внесены все наши поправки. Пресс-конференцию можете назначить на любое время, я подстроюсь, только сообщите.
И он ушел.
Плоуг гневно ворчал себе под нос, собирая бумаги. Бук встал и пошел к Карине.
— Седьмого октября Монберг отменил одну встречу. У вас остались записи о том, куда он поехал вместо этого?
Перед ней лежала гора неразобранной почты и документов.
— Нет. А что?
— Это один из дней, когда он останавливался в гостинице в Клампенборге. Он был в полушаге от заключения альянса с Народной партией. Должно быть, случилось что-то важное, раз он прокатил Краббе…
Она перелистывала ежедневник бывшего министра.
— В тот день у него был назначен осмотр у врача. Больше ничего.
— Найдите Эрика Кёнига. В тот период служба безопасности ожидала проблемы и с особым вниманием приглядывала за министрами в возрасте. Если Монберг был в гостинице с Анной Драгсхольм, это должно быть в их рапортах.
— Это так необходимо?
Бук еще утром обратил внимание на ее бледность и подавленность. Слишком много работы, подумал он.
— Да, Карина, необходимо. Иначе я бы не просил.
Шеф местного полицейского участка встретился с ними у парома; это был жизнерадостный, полный человек с бородой и красным лицом, как у рыбака.
— Добро пожаловать на Скогё. — Он говорил нарочито медленно, словно боялся, что они его не поймут. — Остров у нас маленький и очень спокойный. Ничего тут особенного не происходит. А если и происходит…
— Где Лисбет Томсен? — спросила Лунд.
— Она живет на другой стороне. Но вам туда ехать не придется — я послал за ней ребят.
Сколько же у него сотрудников на таком крохотном участке?
— Мы считаем, что ей угрожает опасность.
Он сипло рассмеялся:
— Нет. Скогё — самое безопасное место на земле. Кроме того, Лисбет служила в армии. Она сможет постоять за себя. Жаль, вы не знали ее дядю. Вот про кого можно порассказать…
— Чем она занимается?
— Да кто ее знает, — сказал шведский коп, помахав рукой женщине, которая поприветствовала его, заводя велосипед на паром. — Не слишком-то она общительна, как и все мы тут.
— Ну а все-таки?
— Работает в лесу. — Он изобразил рукой замах топора. — Валит деревья. — Задумался. — Еще охотится. Рыбачит. Очень способная. Живет там совсем одна. И справляется. Поехали. — Он забрался на заднее сиденье черной машины Странге. — Я покажу вам дорогу к нашему полицейскому участку. Вам у нас понравится, я думаю.
Они поехали от залива вглубь острова. Места были очень красивые, но какие-то сонные.
— Возможно, к вам наведается человек по фамилии Рабен, — сказала Лунд, оборачиваясь к шведскому коллеге.
— Да, мы слышали о нем. Ваши люди из Копенгагена прислали нам данные. По компьютеру.
— Он тоже очень способный, — заметил Странге.
— Да и мы не лыком шиты, — ответил швед.
Он вольготно устроился сзади и сердечно улыбался Лунд в зеркало заднего вида. Они миновали несколько лодок, вытащенных на берег, и пару ресторанчиков.
— Ну что? — спросил он. — Рыбачить любите?
— Мы не на рыбалку приехали, — ответил Странге.
Швед по-прежнему улыбался:
— Правда? А я думал, на рыбалку.
Зимний лес. Голые деревья, сырая земля. Рабен вернулся в свои первые армейские дни, когда их учили быть незаметными, слушать, смотреть.
В километре от пристани он окликнул женщину, развешивавшую белье на просушку, улыбнулся, назвал имя Томсен. В ответ узнал, как до нее добраться. Островок совсем маленький, население немногочисленное, дороги — узкие грунтовки. Все жители друг друга знают. Никаких адресов нет. Просто домик в лесу. Идите по этой дороге, сказала женщина.
Он снова улыбнулся, поблагодарил и шагал по дороге до тех пор, пока не удостоверился, что она его больше не видит, затем нырнул обратно в лес.
Вскоре он услышал звук бензопилы, и впереди среди деревьев показалось открытое место. Там стояло одноэтажное строение, отделанное камнем, с красной крышей. Лисбет Томсен предпочитала одиночество, даже когда была единственной женщиной в боевом подразделении из восьми человек, прочесывающем бесплодные земли Гильменда. И Рабен не удивился тому, что нашел ее в самом глухом углу Швеции, живущую как отшельница.
Возле задней двери был небольшой огород. Никаких цветов, только аккуратные грядки с зимними овощами. Рабен хотел сразу броситься к дому, найти ее, рассказать об опасности и умолять бежать. Их осталось только двое. Если он смог найти ее, смогут и другие.
Но вместо этого он осторожно продвигался между деревьями, ориентируясь на звук пилы. Она была там, в солдатской куртке защитного цвета и плотных штанах, с ножом на поясе. Черные волосы, короткая, почти мужская стрижка. Крепко сложенная женщина, быстрая и сильная.
Бензопила расправлялась со штабелем бревен. Томсен нарезала их с такой же легкостью, как другая женщина нарезала бы хлеб.
Есть вещи, которые не меняются, с удовлетворением отметил про себя Рабен и задумался, с чего начать.
Пока он размышлял, с дороги к дому подошел человек. Синяя форма, пилотка с эмблемой, белая маркировка на куртке. Шведский полицейский.
Рабен присел, наблюдая за каждым движением.
Томсен заглушила пилу. Коп говорил громко и по-свойски.
— Лисбет, тут датская полиция приехала, — сказал он. — Тебе надо поговорить с ними в участке.
Томсен произнесла ругательство, которое Рабену приходилось слышать довольно часто, но не из уст женщины.