— Но что? — спросила она, потому что он замолчал.
— Это трудно объяснить человеку, который никогда не служил. Армия — это верность. Это долг. В армии один за всех и все за одного. И еще в армии долго не рассуждают, а просто исполняют приказы.
Она обдумала все, что он сказал.
— Значит, полковник может солгать, если захочет кого-то защитить?
— Не исключено, — подтвердил Странге.
Он постучал ногтем по карте, разложенной между ними:
— Вы не туда едете. Нам надо на Е6.
— Нет. Так ближе.
— По карте…
— Там ошибка.
Однако Странге этого было недостаточно.
— Ну а мне кажется…
— Мне все равно, что вам кажется. Раньше я ездила тут каждую неделю. У меня был приятель-швед.
— А-а, — протянул он, как будто сразу все понял.
Лунд продолжала ехать и думать. Странге был приятным и легким спутником.
— Пари держу, его звали Нильссон, — сказал он. — Всех шведов зовут Нильссонами. А еще…
— Его звали не так.
— Ну, тогда Йоханссон. Или Андерссон…
— Совсем не важно, как его звали!
Он взял карту в руки и всмотрелся в линии дорог.
— А почему больше не ездите?
— Не сложилось.
Он молчал в расчете на продолжение.
— Я собиралась переехать к нему в Швецию, когда… много чего случилось.
Странге посмотрел на нее и замотал головой.
— Нет, не могу представить, как вы гуляете по лесу, держитесь за руку с парнем, играете на гитаре… — Он показал на ее свитер. В то утро она достала один из старых узорчатых свитеров с Фарерских островов. Почему-то захотелось снова их носить. — Хотя одежда у вас как раз подходящая.
Она не хотела смеяться, как не хотела проникаться симпатией к этому человеку. Однажды Лунд уже была замужем за копом, и этот брак стал самой большой ее ошибкой.
Но он был остроумен, весел и мил. Ей было приятно, что они едут вместе.
— Очень смешно.
— Мне нравится ваш свитер. У него есть характер. Он словно говорит что-то. — Странге почесал щетинистый подбородок. — Не уверен, что именно…
— Мы предупредили местную полицию, что у них может появиться Рабен?
— Это маловероятно.
Она только подняла бровь.
— Вы невысокого мнения обо мне как о полицейском, — вздохнул Странге.
— Когда я такое говорила?
— Совсем не обязательно говорить вслух. Я вижу это по вашему лицу.
— Тогда не смотрите на меня.
Она постаралась свести дальнейшую беседу к минимуму. Час спустя они въехали на паром. Еще через двадцать минут причалили к острову Скогё. Место для стоянки нашлось рядом с паромной переправой, с видом на рыбацкие лодки.
Они вышли из машины, огляделись. Странге, не обронив ни крошки, съел пирожное, которое она ему купила. Лунд не могла понять, как это ему удалось.
— Интересно, тут могут быть медведи? — спросил он оживленно, словно школьник на экскурсии. — Я вот ни разу не видел медведя. Ну, в зоопарке-то видел, конечно.
Она только покачала головой.
— Ладно, пойду разузнаю насчет Томсен, — сник Странге и потопал к полицейскому, который болтал на пристани с местным рыбаком.
Лунд смотрела ему вслед, мысли ее разбегались. И потому она не обратила внимания на фермерский пикап, съехавший с парома последним, и на человека в поношенной куртке, который выскользнул из-под тюков сена в кузове и крался за ограждением вдоль дороги до тех пор, пока его не скрыли заросли на берегу узкого мелкого залива.
У Бука не оставалось вариантов. Он вызвал к себе Плоуга и Карину.
— Премьер-министр хочет, чтобы мы приняли все требования Народной партии. Все до единого. Мы должны прийти к согласию относительно антитеррористического проекта сегодня…
— Невозможно, — перебил его Плоуг. — Это чересчур поспешно…
— Я буду решать, что возможно, а что нет. Просто составьте текст соглашения, пожалуйста.
— И что это будет за соглашение? — воскликнул Плоуг. — Чек без указания суммы?
Бук высоко ценил своего первого зама, даже восхищался им в определенные моменты. Но его одержимость мелочами и формальностями…
— Вы же сами настаивали на заключении этого соглашения, Плоуг.
— Но не любой ценой. Остается множество нерешенных вопросов.
— И, кроме того, — вставила Карина, — вы были против запрещения организаций, на чем так настаивает Краббе.
— Я ничего не могу с этим поделать! Это политическое решение, принятое на высшем уровне.
— У вас же есть убеждения, Томас.
— Да, есть. Но я не смог их отстоять. Эти фундаменталисты сами осложнили свое положение. Те листовки, которые они раздают…
— Кто сказал, что фундаменталисты вообще имеют какое-то отношение к убийствам? — спросила она.
— А кто сказал, что это не так?
Бук думал об этом всю ночь и почти не спал. Мысль о том, что придется уступить Краббе, приводила его в бешенство. Но альтернативы он не находил.
— Мы не можем доказать, что у Монберга и Анны Драгсхольм были какие-то особые отношения. И я больше не хочу получать выволочки за непроверенные сплетни. Давайте просто сделаем то, что нам велено.
Стук в дверь. С видом триумфатора в кабинет вошел Эрлинг Краббе. Бук растянул губы в улыбке так широко, как только смог. Они прошли в зал для совещаний. Краббе принес листок, на котором от руки были записаны поправки к антитеррористическому законопроекту. Он снял пиджак и зачитал их одну за другой. Скучающий Бук подошел к окну и направил взгляд на сплетенных драконов.
— Как я понимаю, вы уже говорили с премьер-министром, — заметил Краббе, не поднимая головы от своей бумажки.
— Говорил.
— Значит, деятельность всех фундаменталистских организаций будет запрещена?
— Да.
Краббе постучал пальцем по листку бумаги:
— У меня еще одно замечание. В вашем проекте сказано: «Организации, занимающиеся подстрекательством к террору…»
— У вас было достаточно времени, чтобы продумать все свои требования! — не выдержал Плоуг.
Бук и не подозревал, что его помешанный на этикете первый заместитель может вести себя так агрессивно.
— Верно, — сказал Краббе с самодовольной ухмылкой. — Но неточность в этой фразе я заметил только что. Она должна звучать так: «…подстрекательством к террору или любой другой подрывной деятельностью».