— Почему у вас «монте-карло»? — спросил Роберт. — То есть я хочу сказать, при вашем-то положении вы могли выбрать какую угодно модель, а взяли «монте-карло»…
— Она спортивная и в то же время практичная. И потом, мне нравится ее дизайн.
— Мне тоже! В прошлом году я чуть не сломался и не купил!
— Почему же не купили?
— Жена не захотела.
— Надо было сперва купить, а потом уже спрашивать ее мнение.
Роберт расхохотался; этот Квеберт, оказывается, совсем простой, приветливый, а главное, очень симпатичный. В эту минуту на крыльцо выкатилась Тамара, неся в руках то, за чем она бегала в супермаркет: блюдо с нарезанным салом и колбасами. «Добрый день, мистер Квеберт! — заголосила она. — Добро пожаловать! Хотите свининки?» Гарри поздоровался и взял ветчины. При виде гостя, жующего ветчину, ее охватило сладостное чувство облегчения. Идеальный мужчина — и не негр, и не еврей.
Придя в себя, она обнаружила, что Роберт снял галстук и что мужчины пьют пиво прямо из бутылки.
— Чем это вы занимаетесь? Вы не пьете шампанское? А ты, Роберт, почему такой расхристанный?
— Мне жарко! — жалобно отозвался Боббо.
— А я больше люблю пиво, — объяснил Гарри.
И тут вышла Дженни в своем вечернем платье — чересчур нарядная, но обворожительная.
В это самое время в доме на Террас-авеню, 245, преподобный Келлерган, войдя в комнату дочери, застал ее в слезах.
— Что случилось, моя милая?
— О, папа, мне так грустно…
— Почему?
— Из-за мамы…
— Не говори так…
Нола сидела на полу с заплаканными глазами. Преподобному стало ее очень жаль.
— А давай пойдем в кино? — предложил он, чтобы ее утешить. — Ты, я и огромный пакет попкорна! Сеанс в четыре, мы еще успеем.
— Моя Дженни — особенная девочка, — говорила Тамара, пока Роберт, пользуясь тем, что жена отвернулась, напихивался колбасой. — Представляете, она уже в десять лет побеждала на всех местных конкурсах красоты. Дженни, милая, ты помнишь?
— Да, мама, — вздохнула Дженни. Ей было очень неловко.
— А давайте посмотрим старые альбомы с фотографиями? — предложил Роберт с набитым ртом, вспомнив пьесу, которую его когда-то заставила выучить жена.
— О да! Альбомы! — воодушевилась Тамара.
Она немедленно притащила целую кучу альбомов, отражающих первые двадцать четыре года существования Дженни на свете. И, переворачивая страницы, все время восклицала: «А кто эта чудесная девушка?» — «Это Дженни!» — отвечали они с Робертом хором.
Когда с фотографиями было покончено, Тамара приказала мужу наполнить бокалы шампанским и решилась наконец заговорить о приеме, который рассчитывала устроить в ближайшее воскресенье.
— Если вы не заняты, мистер Квеберт, приходите к нам на обед в будущее воскресенье.
— С удовольствием.
— Не волнуйтесь, ничего особо мудреного не будет. То есть, в смысле, я знаю, что вы приехали сюда отдохнуть от нью-йоркской светской суеты. Будет просто деревенский обед с приличными людьми.
Без десяти четыре, когда Нола с отцом входили в кино, перед входом остановился черный «шевроле-монте-карло».
— Иди займи места, а я займусь попкорном, — предложил дочери Дэвид Келлерган.
Нола вошла в зал в ту самую минуту, когда Гарри и Дженни оказались в вестибюле кинотеатра.
— Иди займи места, а я на минутку забегу в туалет, — предложила Дженни.
Гарри вошел в зал и, пробираясь сквозь толпу зрителей, нос к носу столкнулся с Нолой.
Увидев ее, он почувствовал, что сердце выпрыгивает из груди. Ему так ее не хватало.
Увидев его, она почувствовала, что сердце выпрыгивает из груди. Ей надо было с ним поговорить: если он с этой Дженни, пусть скажет. Она хотела услышать это от него.
— Гарри, я…
— Нола…
В этот момент из толпы вынырнула Дженни, и Нола, поняв, что она пришла с Гарри, метнулась прочь из зала.
— С тобой все в порядке, Гарри? — спросила Дженни. Она не успела заметить Нолу. — Ты какой-то странный.
— Да… Я… я сейчас приду. Займи нам места, я куплю попкорна.
— Да! Попкорна! Попроси, чтобы положили побольше масла.
Гарри толкнул двери зала и увидел, как Нола, пробежав через вестибюль, поднимается на галерею второго этажа, закрытую для публики. Он кинулся за ней, перескакивая через две ступеньки.
На втором этаже было безлюдно; он нагнал ее, схватил за руку и прижал к стене.
— Пустите меня, — сказала она, — пустите, или я закричу!
— Нола! Нола, не сердись на меня.
— Почему вы меня избегаете? Почему больше не приходите в «Кларкс»?
— Прости…
— Я для вас не красивая, поэтому, да? Почему вы мне не сказали, что помолвлены с Дженни Куинн?
— Что? Ни с кем я не помолвлен. Кто тебе такое сказал?
Она широко, с огромным облегчением улыбнулась:
— То есть вы с Дженни не вместе.
— Нет! Говорю тебе — нет.
— Значит, вы не считаете меня уродиной?
— Уродиной? Что ты, Нола, ты такая красивая.
— Правда? Мне было так грустно… Я думала, я вам не нравлюсь. Мне даже хотелось выброситься в окно.
— Не надо говорить такие вещи.
— Тогда скажите еще раз, что я красивая…
— По-моему, ты очень красивая. Прости, что огорчил тебя.
Она опять улыбнулась. Вся эта история — просто недоразумение! Он любит ее. Они любят друг друга! Она прошептала:
— Забудем об этом. Обнимите меня покрепче… Вы такой замечательный, такой красивый, такой изящный.
— Не могу, Нола.
— Почему? Если бы вы на самом деле считали меня красивой, вы бы меня не отталкивали!
— Я считаю тебя очень красивой. Но ты еще девочка.
— Я не девочка!
— Нола… Нам с тобой нельзя быть вместе.
— Почему вы так жестоки со мной? Не хочу с вами больше разговаривать, никогда!
— Нола, я…
— Уходите сейчас же! Уходите, не говорите со мной. Не говорите больше со мной, а то я всем скажу, что вы извращенец. Идите к своей миленькой! Это она мне сказала, что вы вместе. Я все знаю! Я все знаю, Гарри, и я вас ненавижу! Уйдите! Уйдите!
Она оттолкнула его, скатилась по ступенькам и выбежала из кинотеатра. Гарри понуро поплелся в зал. В дверях он столкнулся с отцом Келлерганом.
— Добрый день, Гарри.