— Приходно-расходная книга? — спросил он.
— Пожалуй, так, — согласилась леди де Вир. — Но читайте же. — Некоторое время она смотрела, как Ламприер переворачивает страницы, затем указала на верхнюю часть одной из них. — Вот дата, видите? Зима тысяча шестьсот второго года, вскоре после возвращения кораблей.
Ламприер молча кивнул, продолжая читать. Это был перечень имен и расходов.
«Джон Бонвик старший, из расчета 3 фунта стерлингов жалованья в год и посева меры ячменя на глиноземе, еще 1 шиллинг я дал ему в качестве аванса. Уплачено за последний квартал».
«Джон Бонвик младший, жалованья 2 фунта стерлингов 10 шиллингов в год, и еще 1 шиллинг я дал ему в качестве аванса. Уплачено за последний квартал*.
«Уильям Кроссвуд, жалованья 2 фунта стерлингов 6 шиллингов 8 пенсов в год, и еще 1 шиллинг я дал ему в качестве аванса. Уплачено за последний квартал*.
«Эллин Сигстон, жалованья 1 фунт стерлингов 6 шиллингов в год, и еще я дал ей в качестве аванса… (Ламприер не смог разобрать цифру. Шесть?) Уплачено за последний квартал*.
Далее следовали другие имена: Саймон Хьюзон, Эллин Диксон; другие суммы.
— Жалованье слугам выплачивалось всегда, даже если возникала задолженность за несколько месяцев, — пояснила леди де Вир не без гордости.
Ламприер читал дальше, заметив про себя, что приход средств составила продажа нескольких овец в начале следующего года, потом участка земли, потом еще одного.
«Февраль 1603 года. Мистер Вудал приходил сегодня в седьмой раз, я не мог дать ему никакого залога. Томас Уилберт, то же самое».
— Его кредиторы, — сказала леди де Вир.
Записи в книге пошли чаще, среди которых «Собрание. Филп., См. и остальные» только в марте встречалось пять раз.
— Филпот и Смит, — объяснила леди де Вир, — а под остальными имеются в виду другие шесть вкладчиков. Они все были на мели.
Среди последних мартовских счетов лежала инвентарная опись:
«Приход. Имущество из Лонг-хаус.
Большая спальня: большая кровать с балдахином, одно покрывало, одна пара одеял, драпировки, одна перина, один матрас, один валик для подушки, две подушки, три занавеси, один сундук, два стула. Итого: 9 фунтов 9 шиллингов. Часовня…» — следовал перечень, и так далее. В списке значились малая и главная гостиные, зал, кладовая, кухня и еще две комнаты. Каждая опись вещей заканчивалась словом «Итого» и цифрой. Насколько Ламприер мог понять, никаких иных денег граф в том месяце не получил.
— Он продал всю мебель? — спросил молодой человек.
— У него не было выбора. Лонг-хаус — это главная часть здания. Его заперли, и семья перебралась в боковое крыло. Это были трудные времена.
Ламприер снова взглянул на страницы, но леди де Вир продолжала хмуро улыбаться:
— Иногда надо перебирать не только грехи отцов, мистер Ламприер, но и их несчастья.
Он почувствовал, что щеки его вспыхнули, но в следующий момент все мысли испарились из его головы. Через всю следующую страницу наспех было выведено всего одно слово: «Спасен». Ниже имелась запись, оставленная более спокойной рукой: «Познакомился сегодня с одним французом, купцом, по имени Франсуа Ламприер».
В последующие несколько дней было отмечено еще несколько встреч, хотя теперь о них говорилось лишь следующее: «Ф. Л. Встретились и говорили несколько часов» или: «Ф. Л. Говорили допоздна».
— Они обсуждали условия соглашения, — сказала леди де Вир.
— Конечно, — пробормотал Ламприер, которого уже захватило напряжение этой давнишней сделки, тайные встречи глухой ночью, охрипшие голоса, усталость.
«Взято нами в Норвич, апреля месяца восемнадцатого дня 1603 года от Рождества Господня гвоздики — 3 унции, по 6 пенсов за унцию, 1 шиллинг 6 пенсов; корица — 2 фунта 2 унции, по 3 шиллинга 3 пенса за фунт, 6 шиллингов 11 пенсов; белый крахмал — 12 фунтов по 4 пенса за фунт, 4 шиллинга; деревянные подносы — 2 дюжины, 11 пенсов». Продолжение списка занимало целую страницу, шелк, нитки, ленты, тесьма, булавки, розовая вода и пресная вода, длинный мускатный цвет и средний мускатный цвет, амбра, шафран и «конская пряность». Перец. Это была целая экспедиция. Затем Ламприер вспомнил последние слова соглашения: «Подписано этим днем в Норвиче».
— Томас поехал туда для встречи с Франсуа, чтобы подписать соглашение, — сказал он.
— Да, — кивнула леди де Вир. — Оно было подписано двадцать пятого апреля.
— А почему в Норвиче?
— Могло бы быть и любое другое место. Главное — не в Лондоне и не здесь. Они должны были хранить это в тайне. Обстоятельства тогда было совсем не такие, как сейчас. Франция была нашим врагом не только номинально, и это было бы…
— Изменой, — подхватил Ламприер, припомнив вечер, который он провел с Пеппардом, слушая, как маленький человек распутывает текст соглашения и сшивает его фразу за фразой.
— Да, изменой, — подтвердила леди де Вир и поглядела на него в упор.
— Скьюер о чем-то таком упоминал, — сказал он.
— Упоминал…
Это можно было понять как вопрос. Взгляды их встретились. Она знала, что он говорит неправду.
— Но я не могу понять, зачем это понадобилось, — сказал Ламприер. — Не в смысле секретности, а в смысле всего этого партнерства. Франсуа ведь мог отправить и свои собственные корабли. Зачем ему вообще понадобилось это соглашение? Томас должен был действовать в качестве его агента и получать за свои труды десятую часть всех прибылей. Это я понимаю. Но мне не понятно, зачем вообще понадобился агент. Почему, в конце концов, Франсуа и его друзья не отправили свою экспедицию из Рошели?
— У них были свои трудности. Не забывайте, они были протестантами, гугенотами. — Опять это слово, вопрос Септимуса посреди бурлящей толпы верующих на Ковент-Гарден. — Протестантами, — продолжала она, — а французский двор был и доныне остается католическим до мозга костей. Понимаете, у английской акционерной компании не было ничего, кроме конфискованных за долги кораблей и королевской грамоты, но именно этого рошельцам и недоставало. Их король никогда не даровал бы им такую грамоту, и они это прекрасно знали. Грамота же охраняла монополию на торговые пути. Либо обогнуть мыс Доброй Надежды на кораблях Компании, либо вообще сидеть дома — вот как стоял для них вопрос. Вот что приобрели рошельцы у Томаса де Вира, Филпота, Смита и остальных.
— Но ведь голландцы плавали по тому же маршруту! Или они пользовались каким-то другим?..
— Нет! Другого пути нет. Если бы он был, туда устремилась бы каждая посудина, способная держаться на воде, уж вы мне поверьте. Голландцы были досадной помехой, но у них ведь не было армии или военного флота, о которых бы стоило серьезно разговаривать. В случае прямого соперничества они не смогли бы удержать за собой этот маршрут.