— Это «Вендрагон», говорю вам, чертов «Вендрагон»… — твердил он, проходя мимо Ламприера.
— Зачем? — снова вопросил месье Майярде, сидя на полу. Но никто ему не ответил.
— Джон? — Это был граф, и мысли Ламприера снова потекли в уличительном направлении: он вспомнил ошеломленное лицо графа при упоминании Чедвика, собственные сомнения и сотню других вопросов, которые ему хотелось бы выяснить.
— Моя мать выражает желание видеть вас, — сказал граф.
Мистер Бирн присоединился к сидевшему на полу месье Майярде. Они вместе принялись собирать медные винтики, шайбы и осколки корпуса от мотора. Выдубленное непогодой лицо раненого человека исчезло за дверью в дальнем конце зала. Септимуса не было видно. Как и Кастерлея, подумал Ламприер. Как и его дочери.
— Как вам понравилась демонстрация месье Майярде? — спросил граф. Ламприер ответил, что она была уникальна.
Они вместе прошли в конец зала. Граф казался оживленным. Он кидал реплики направо и налево, смеясь чуть громче прочих.
— Сюда, — сказал он, и они прошли в длинный коридор. Шум зала остался позади, и только их шаги нарушали тишину.
— Как я уже говорил, она очень стара, — объяснял граф через плечо, указывая дорогу. — Ей хочется, чтобы все было как надо. Вы понимаете? — Ламприер покачал головой. — Она хочет, чтобы все было как раньше… или так, как ей кажется, все было раньше.
Они поднялись по лестнице и прошли через длинный зал, украшенный гипсовыми барельефами с мифологическими сценами: гидры, мужчины с мечами, женщины в башнях. Стены следующей комнаты были увешаны пустыми книжными полками. С каждым шагом география дома казалась все более запутанной и бессвязной. Комнаты странных форм, некоторые совсем без окон, чередовались с бесчисленными лестничными маршами, словно дом не возводился по продуманному плану, а обрастал частями наугад. Пока они шли, Эдмунд не прекращал давать кратких пояснений. Для начала он сообщил Ламприеру, что строить дом начал Томас, четвертый граф Брейтский, еще в елизаветинские времена, на деньги, вырученные от торговых операций.
— Но, должно быть, все это вам уже известно… — говорил он, а Ламприер в это время думал о соглашении, под которым стояли имена Томаса и Франсуа.
— Расскажите мне подробней, — попросил он, но граф в ответ лишь продолжил свою лекцию, рассказывая Ламприеру о недавних достройках, едва ли соответствовавших масштабам и величию первоначального здания, об углах, просевших под гнетом столетий, и о небрежности теперешних рабочих, следы которой кое-где бросались в глаза. Тем не менее Ламприер почувствовал себя обязанным сделать несколько одобрительных замечаний.
— О, здесь есть превосходные уголки, — с истинно светским изяществом откликнулся граф. — Очень жаль, что я не могу показать вам сад. Я как раз сейчас веду один проект по осушению земли, который мог бы показаться вам интересным. Это наши семейные традиции. Все поколения де Виров что-нибудь прибавляли к поместью… — Речь графа все больше сбивалась на бормотание, хотя слова еще можно было разобрать. — Мой отец перед смертью выстроил новые конюшни. Но нам, конечно, не под силу было содержать всех его лошадей. Только между нами, мы близки к тому, чтобы лишиться этого имения. Мать никак не может смириться с этим. Больше ее почти ничего не занимает. Постарайтесь ее понять, Джон.
Ламприер согласился на это с искренней готовностью. Они достигли крыла, где мебель была в лучшем состоянии, а на стенах, обшитых декоративными панелями, висели старинные портреты — замершие в величественных позах мужчины и женщины, одетые по старинным модам. Граф остановился перед одним из них.
— Томас де Вир, четвертый граф, в молодости, — сказал он. — Необычен, не правда ли?
Ламприер признал, что это так. Но если не считать желтоватого лака и кричаще-ярких телесных тонов, изображение вполне можно было принять за портрет самого Эдмунда. Сходство было пугающим.
— Вот сюда. — Граф отворил дверь, расположенную рядом с портретом четвертого графа де Вира, и они вступили в длинную гостиную с диванами, фортепиано и несколькими конторками, расставленными вдоль дальней стены. В очаге ярко горел огонь.
— Вас не затруднит подождать здесь несколько минут? — Граф пересек комнату и исчез за другой дверью. Ламприер принялся было осматриваться вокруг, но не прошло и нескольких секунд, как граф вернулся.
— Джон Ламприер, позвольте представить вас моей матери, леди Алисе де Вир, — сказал он. Пока он произносил эти слова, в дверном проеме показалась женщина, очень худая, одетая в голубоватое парчовое платье. Ее лицо было белым от пудры, на щеках горели пятна румян, волосы были уложены в очень высокую прическу, совершенно не похожую на прически дам в зале внизу. Она остановилась и в лорнет принялась разглядывать Ламприера. Ламприер слегка поклонился, и прибор для рассматривания был опущен.
— Итак, это и есть Ламприер. — произнесла она чистым голосом. — Де Виры приветствуют вас, мистер Ламприер, как приветствовали они Франсуа, вашего предка. — Ламприер заморгал. — Возможно, за полтораста лет наше положение изменилось, но гостеприимства, по крайней мере, мы не утратили.
— Благодарю вас, леди Вир, — сказал Ламприер.
— Снегопад не помешал вам приехать сюда?
— Нет, нисколько.
— Эдмунд! Вероятно, мистер Ламприер выпьет вина? — Все это время граф стоял около чересчур высокого, туго набитого стула, опираясь на него, словно в поисках поддержки. Он пошел за графином — походка его была неуверенной. Ламприер пригубил свой стакан. Граф выпил свой залпом и тут же налил еще. Мать взглянула на него.
— Мне надо вернуться к гостям, — сказал он. Речь его теперь звучала разборчивей. — Я скажу Септимусу, что вы здесь, — прибавил он, обращаясь к Ламприеру, и вышел в ту же дверь, через которую они вошли.
Ламприер остался один на один с леди де Вир. Та приблизилась к нему.
— Вы молоды, — сказала она. — Дети?
Шаги ее были хрупкими и нетвердыми. Ламприеру хотелось, чтобы она села.
— Нет, детей нет, — ответил он.
Вблизи она показалась еще более худой, какой-то даже впалой. Ее глаза, необыкновенно темные, не отрывались от Ламприера — точнее, от какой-то, точки у него за спиной.
— Это все Скьюер, — быстро произнесла она и села, жестом приказав Ламприеру сделать то же самое. — Вы недоумеваете по поводу своего присутствия здесь. Это Скьюер, а не Чедвик. Мистер Чедвик — человек старой закалки. Это мистер Скьюер сообщил нам о том документе.
— Был, — поправил ее Ламприер. — Мистер Чедвик был человеком старой закалки. Он умер некоторое время назад.
— Умер? — переспросила леди де Вир. — Да, конечно… — Последние слова она произнесла не столько для гостя, сколько для самой себя. — Ваш отец тоже умер. — Ламприер кивнул, чувствуя себя задетым такой прямой констатацией факта. — Ваш отец занимался какими-то делами с мистером Чедвиком год или более того назад. Скьюер был тогда его помощником. Это он рассказал нам о соглашении. Должно быть, вас удивит наш запоздалый интерес. Ровно год назад мы пригласили сюда мистера Чедвика, чтобы он рассказал нам все, что ему было известно. Он отказался, даже оскорбился, что мы вообще об этом спрашиваем, но мы должны были спросить: это было в ваших интересах, равно как и в наших. — В ходе этой речи леди де Вир становилась все оживленней. — Когда ваш отец умер, мистер Скьюер вновь пришел к нам…