Словарь Ламприера - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Норфолк cтр.№ 64

Красное на сером, озеро, небо.

— Но не собаки, — сказал Ламприер. — Собак я не выдумал.

— Нет, — уступил Септимус — Собаки были реальны. И девушка, конечно.

— Девушка? — Ламприер резко повернулся к Септимусу.

— Девушка в озере, которая купалась, как Диана. Та девушка.

— Конечно. — Ламприер снова зашагал вперед. Та девушка. Джульетта, обнаженная, в озере.

Солнце уже давно перевалило за полдень, и пока они шагали по Холборн в сторону Ковент-Гарден, улицы постепенно заполнялись людьми. Компании подмастерьев и рабочих сновали взад-вперед между чайными и пивными, шумные толпы людей с дурными манерами бесцельно слонялись по улицам, разнообразные искатели развлечений в день отдохновения спешили своими разнообразными путями, на лицах их было написано равнодушие или легкое отчаяние. Воскресенье, делать нечего. Ламприер и Септимус протиснулись по самому краю запруженного народом переулка и оказались на более широкой улице. Группа из двадцати, а то и тридцати рабочих, удовлетворив свои желания в одном из кабаков выше по улице, выплескивалась наружу, заставив остановиться запряженную четверкой карету. Ламприер втянул носом воздух и уловил запах, который он запомнил со времен своих неудачных расспросов о местонахождении Темзы в «Иерусалиме» примерно неделю назад: кофе.

Головная боль и тошнота достигли неустойчивого равновесия, и хотя мысли о еде по-прежнему были ему неприятны, чай, заваренный Клементи, показал, что поглощение жидкостей вполне возможно, хотя и с некоторыми усилиями. Септимус, по-видимому, тоже учуял запах, даже более того: повернувшись спиной к карете и рабочим, он уже спешил на другую сторону улицы к кофейне на Галлоуэйз.

У дверей кофейни собралась целая толпа. Септимус приблизился к ней и оглянулся на Ламприера. Пока он подавал ему знаки над головами людей,, какая-то женщина в голубом платье, даже издалека явственно перепачканном, протолкалась между толпившимися в дверях мужчинами. Все посмотрели ей вдогонку, в том числе и Ламприер, узнавший в ней одну из незадачливых букмекерш прошлой ночи. Он попытался жестом привлечь к ней внимание Септимуса, но она была уже далеко. Ламприеру даже показалось, что она догоняет кого-то. Он вытянул шею, чтобы получше разглядеть, но в эту минуту на него налетел какой-то здоровяк. Последовали извинения, и когда Ламприер снова взглянул в ту сторону, женщина уже исчезла, как и объект ее преследования.

Тычки и толчки сыпались на Ламприера, пока он продирался на другую сторону сквозь мужчин и женщин, заполонивших мостовую. Он с трудом добрался до дверей и, надеясь найти убежище внутри, так заторопился, что сбил с ног одного из посетителей кофейни, который столь же поспешно выходил из нее. Ламприер хотел было помочь ему, но его жертва уже встала на ноги, поправила широкополую шляпу и проскользнула в дверь одним быстрым движением. Извинения Ламприера повисли в воздухе.

Зал кофейни был заполнен мужчинами, которые шумно спорили между собой, обсуждая чудовищное состояние дорог, запрет на танцы, здоровье короля, издевательства над кошками, общее ухудшение дел и положение бедных, и все это с шумным оживлением, движением дымящихся кружек с кофе и довольными отрыгиваниями в наполненный дымом воздух. Септимус пробрался в дальнюю часть зала и уже вступил в дискуссию с хозяином, который потел и, вытирая руки о грязноватый фартук, объяснял: «Это же кофейня…» Септимус настаивал на чае. Подошедший Ламприер устало прислушивался к спору, который Септимус вел все более нетерпеливо.

— Чай, чай, чай! Неужели Бодхидхарма лишился своих век просто так? И находчивого императора Шри Нона удача постигла вотще? Если человек устал от чая, значит, он устал от жизни. Это сказал доктор Джонсон…

— Нет, он такого не говорил, — перебил его хозяин.

— Ну, тогда он так думал, — парировал Септимус и выпалил в него серией длинных и неясных цитат из «Ця цин» Лу Ю и каких-то трактатов покойного Киття Ёдзёки, после чего внезапно перешел к Франции Жоана де Мовилье.

— «Размышления о китайском чае»! Звучит исторически, если я что-нибудь в этом смыслю, ха!

Но хозяин не сдавался, и Септимусу пришлось процитировать доктора Бонтеко о том, что двести чашек чая в день — это не излишество. Хозяин возразил, что сей славный доктор был на содержании голландской Ост-Индской компании, которая и по сей день остается главным поставщиком чая.

— Расчет здесь ни при чем! — Септимус отверг намек на то, что руки доктора были нечисты, но его оппонент уже переключился на другую тему. Ламприер слушал, как страстно он повествует о кофейных зернах и об их родословной, о способах их приготовления и использования. Он поведал длинную, бессвязную историю про арабских охотников за рабами, которые скакали трудным путем по каменистым землям Эфиопии и встретили достославного Кальди-козопаса, чьи козы первыми привлекли внимание человека к бодрящим свойствам этих зерен своей необычайной резвостью, а также об Али ибн Омаре аш-Шадилли, которому удалось вернуть себе милость султана (утраченную из-за некоторых знаков внимания султановой дочери) путем излечения зудящей лихорадки при помощи тех самых красных зерен, «которые я в эту минуту поджариваю, размалываю и кипячу, рискуя обжечься, и подаю вот таким вот неблагодарным личностям, как вы. Неужели и жертвы Матье Декленанта ничего для вас не значат?»

Септимус запальчиво возразил, что уж, разумеется, не значат, потому что он об этом ничего не, знает, побудив хозяина рассказать целую историю о том, как этот самый Матье похитил кофейное деревце из оранжереи французского короля, а затем перевез его в своей шляпе на Мартинику, причем были приведены даже такие частности, как пресная вода, которой Матье делился с кустиком, подвергаясь язвительным шуткам и насмешкам остальных пассажиров. «Тупицы! Невежественные тупицы, вот кто они такие!» — сплюнул хозяин в сторону и уже собрался было перейти к еще более экстравагантной истории о Франческо де Мельхо Пальхете, кофейном кусте и жене губернатора Мартиники (эта история обещала стать своеобразным развитием предыдущей), но тут Ламприер остановил дискуссию, сказав, что, спасибо, они с приятелем вполне обойдутся парой кружек кофе, каковой, кстати, пришелся ему по вкусу, когда кружки подали. Септимус был раздражен, что его прервали посреди спора, поэтому кофе ему не понравился. Ламприер виновато смотрел на него поверх кружки, осторожно отхлебывая горячую горькую жидкость.

— Тот человек из таверны, где мы ели утром, — заговорил он, чтобы прервать тягостное молчание, — помните? Грустный такой. Кто он?

— О, здесь так много грустных людей, — ответил Септимус, и Ламприер понял, что то, что он принял за раздражение, было скорее задумчивостью или чем-то в этом роде. — Кофе вызывает бесплодие, вам это известно? — добавил он. Ламприер пожал плечами и снова отхлебнул.

— Итак, словарь… — радостно начал он несколько минут спустя. На сей раз он добился большего успеха, побудив Септимуса рассказать долгую извилистую историю о том, как ему однажды довелось видеть справочник, в котором один из фламандских диалектов был расположен в соответствии с принципами нумерологии. История становилась все более анекдотической, фламандский язык сменился ассирийским, потом снова стал фламандским, пока наконец Ламприер не был вынужден осторожно выразить сомнение в ее истинности.