Носорог для Папы Римского - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Норфолк cтр.№ 96

— Нам пора, — сказал Сальвестро.

Сначала они ничего не понимали. Приор стоял перед ними, отведя назад согнутую в локте руку, словно Моисей, указующий на Землю обетованную. Они послушно посмотрели в ту сторону, затем переглянулись. Перед ними простиралось поле без единой травинки, наполовину высохшее море грязи, пустыня.

— Церковь Святого Петра! — провозгласил отец Йорг.

Монахи продолжали молчать — эта головоломка лишила их дара речи. Посмотрели снова, но что больше могли они там увидеть? Четыре огромных каменных обрубка, стоящие на земле, изрытой траншеями и усеянной лужами со стоячей водой, ряд самосвальных тележек, люди, снующие среди кучек леса, камня и гравия. Руины.

Молчание становилось все тяжелее. Йорг смотрел то вперед, то назад, смущенный и вдруг утративший уверенность. Потом кто-то сказал:

— Похоже, что его святейшество заботится о своих церквях немногим лучше, чем мы.

Сначала один из монахов издал нечто, напоминающее чих, за этим последовало сопение, а затем икота, но икота от смеха. К нему присоединился кто-то еще, потом еще один, потом сдавленный смех вырвался наружу, и тогда братья стали хохотать без удержу: одни сгибались пополам, другие хлопали себя по бокам, глядя на своего приора, который поворачивался то вперед, то назад, словно не веря, что грязные развалины у него за спиной не могут внушить монахам благоговейного страха и заставить замолчать. Они хохотали, хихикали, хмыкали и реготали, и стоявший позади Ханс-Юрген обнаружил, что не в силах сопротивляться наплыву веселья, и от души засмеялся вместе со всеми над нелепостью ситуации. Йорг, уронив руки, беспомощно стоял перед ними. Ханс-Юрген видел, что тот озадачен и совсем ничего не понимает, и из-за этого — или из-за того, что стояло за этим, — смех покинул его так же внезапно, как пришел. Ну конечно! — думал он. Из-за чего еще их приору допустить такой грубый промах? Факт был налицо: Йорг оступался и спотыкался, простодушно взирал в пространство, и при виде полного замешательства, написанного на лице приора, явилось понимание, а за ним — мгновенное отрезвление. Да он же ничего не видит, подумал Ханс-Юрген.

Дверь за лестницей вела к ступенькам, а те — в кладовую, заполненную причудливыми каменными блоками и непонятными механизмами: здесь имелись деревянные рамы, колеса с деревянными зубцами, канаты и гигантская воронка. Мимо залежей каменной пыли и сточенных зубил они пробрались к двери, выходившей в пустынный двор. На другой стороне его была арка, за которой виднелась улица: люди на ней тащили мешки, толкали крытые тачки, вели упрямых мулов, навьюченных клетями и корзинами. Один тянул сани, нагруженные комьями земли; подойдя ближе, они увидели, что это не комья, а какие-то овощи. Брюква, что ли? Старуха в лохмотьях спросила, не желают ли они купить по цветочку для своих милых. Они не желали.

— Надо возвращаться в «Палку», — сказал Бернардо, — Уже почти стемнело.

Сальвестро посмотрел на небо, на западе тронутое розовым, а в других местах ярко-голубое.

— Еще несколько часов до того, как стемнеет, — ответил он резко. — Что с тобой такое?

— Мы опоздаем, — продолжал Бернардо. Казалось, он чем-то взволнован. — Мне это не по нраву.

— Что? Что тебе не по нраву? — Сальвестро начинал раздражаться.

Бернардо неловко изогнулся и ткнул большим пальцем назад, в сторону двора.

— Все это. Мне оно и раньше не нравилось. И теперь тоже.

Он слегка покраснел. До Сальвестро дошло, что он говорил о женщинах.

— Ну а Анджелике, кажется, очень даже понравилось, — сказал он, — если судить по тому, что я слышал.

— Да, ей-то это понравилось, — подтвердил Бернардо с некоторым напором. — Как и той, другой. А мне вот нет.

Он смущенно поежился и замолчал.

— Какой еще «той, другой»? С каких это пор ты…

— Той, у которой много сестер, ну, когда мы еще были с Гроотом и остальными. — Он дотронулся до своей головы. — Рыжей.

Сальвестро вздохнул.

— Это был я, а не ты. И никаких сестер у нее не было.

— Ты был первым, — возразил Бернардо. — А потом был я. А после она привела всех своих сестер, и они тоже все это проделали. У нее было четыре сестры. Я считал… Что? Что здесь смешного? Как хочешь, но мне это не понравилось.

Отсмеявшись, Сальвестро сказал:

— Давай пойдем вон туда. Не беспокойся, скоро вернемся в «Палку». У нас же мешок серебра, весь Рим у наших ног. Тебе ведь понравился Лукулло, правда?

— Нечего обращаться со мной как с болваном, — огрызнулся Бернардо. — Я тебе не лошадь.

Они уже шли по улице, и Сальвестро, ускорив шаг, слегка от него оторвался, храня молчание.

Они прокладывали себе дорогу среди шедших навстречу им носильщиков и мелких торговцев. Небольшие мастерские и лавки были выстроены в ряд: облупленные сводчатые здания. С другой стороны теснились деревянные сараи, на крыше у каждого был прилажен шест, с которого свешивались рваная одежда и прочее тряпье. Легкий южный ветерок колыхал эти знамена, неся пыль, поднятую с сухих склонов Капитолийского холма, видневшегося за постройками, а также запахи конского пота и коровьего навоза, тухлой рыбы с рынка около Пантеона и чего-то еще, чего-то едкого. Сальвестро осторожно принюхался.

— Известь, — сообщил он.

Возле церкви Сан-Никколо они свернули за угол, и перед ними открылся другой вид. На смену сараям пришли небольшие кирпичные хижины без окон — две-три были чуть крупнее остальных, — с печными трубами, из которых к небу поднимался матовый белый дым. Улица здесь разбивалась на множество крохотных тропок, переплетавшихся между собой. Заглянув в открытую дверь первой из хижин;, они увидели в темноте красный глаз огня, мигавший, когда закопченный рабочий подбрасывал в него поленья. От кирпичей исходили волны жара, а запах извести здесь был еще сильнее. Сальвестро резко остановился.

— Что такое? — напустился на него Бернардо. — Что опять стряслось?

По прошествии первой недели из красилен и подвалов, в которых пытали жителей Прато, в большом количестве стали поступать трупы наиболее строптивых или безденежных. Когда колодцы, в которые швыряли трупы, заполнились, а стаи крыс пожирали мертвецов, оставленных на улице, отряду пикинеров велено было рыть ямы. В глубину они были больше человеческого роста, всего ям насчитывалось шесть или семь. Для тел. Сальвестро набрел на одну из них, когда слонялся по городу; над ней стояли трое с лопатами, окликнувшие его и предложившие приложиться к фляжке с огненной жидкостью. Четвертый был в яме, и его лопата методично поднималась и опускалась на черепа тех, что лежали на самом верху. Сальвестро посмотрел на головы и переплетенные конечности: рука, нога, еще одна рука. В одном месте он различил промежность, мужскую промежность, в другом — копну рыжих волос. Взгляд его блуждал по конечностям и фрагментам тел. Потом что-то задвигалось на краю его поля зрения — что-то скрученное. Он внимательно пригляделся и в следующий раз увидел это четко. Между головой и рукой просовывались чьи-то пальцы, совершая слабые хватательные движения. Один из троих стал вонзать лопату в кучу светло-серого порошка и разбрасывать его на трупы. Воздух из-за него сделался едким. Через некоторое время кто-то из них прислонил к уху ладонь. Из ямы донеслось чуть слышное то ли шуршание, то ли царапанье, потом еще раз, а потом, кажется, еще раз. «Известь начинает кусаться», — заметил тот, кто бросал ее.