Носорог для Папы Римского - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Норфолк cтр.№ 209

Дочка?

Голос был далеким, но отчетливым и не смешивался с остальными. Она могла последовать за ним — одинокое насекомое с перышком, приклеенным к спинке каплей смолы. Она могла бежать за ним. преследовать его, пока он не предпочтет остановиться.

Она погналась, а люди вокруг нее словно увлекали ее за собой, приближаясь к ней и не сводя с нее глаз, меж тем как она уносилась, мчалась за своей игривой добычей. Она знала, что окружающие ничего этого не видят. Все звуки, издаваемые людским роем, сделались для нее едва слышным лепетом. Она удалялась все дальше, или погружалась все глубже, или тянулась назад и чувствовала, что сама вся растягивается в своем преследовании, а тот ускользал от нее с такой легкостью, что, казалось, это не она гонится, а ее уводят или даже утаскивают прочь. Люди вокруг нее находились так близко, что она ощущала тепло их тел. Они будут обступать ее со всех сторон по пути из Оничи в Нри: деревушка у реки, затем лесные тропы. Потом склон, ведущий в их деревню. Плантации нри и русло ручья. Они окажутся перед куском пыльной, лишенной растительности земли, перед дверью, настолько тяжелой, что никто из людей не в состоянии ее открыть, перед изгородью, которая уходит все дальше, и дальше, и дальше… Комнаты Эзе Нри. Там она их покинет. Она — Эзе Ада, и все эти имена ей знакомы, все места известны. Однако внутри себя она сейчас находилась так далеко, что боялась: ей никогда не удастся вернуться. Что, если она не найдет дороги обратно? И тогда голос звучал снова, тот голос, за которым она гналась, звучал теперь холоднее, чем прежде.

Слишком поздно…

Мальчик набрал полный калабаш древесных углей из кучи во дворе, затем принес его старику, который что-то проворчал и стал пригоршнями подсыпать топливо в огонь — побольше туда, где пламя полыхало ярко, и поменьше туда, где угли еще не занялись.

— Огонь должен гореть равномерно, — сказал старик, разбрасывая последние несколько кусочков над крохотным языком пламени, лишь мгновение назад искоркой пробившимся к жизни. — Равномерно вот так, — он провел ладонью горизонтально, — и вот этак. — Он стал рассекать ладонью воздух на ломти, тоже горизонтальные, всякий раз опуская руку чуть ниже. — Огонь надо готовить медленно. Слоями, как глину. Когда тебе нужно больше жару, убираешь один слой, и вот он тебе, жар. Это просто.

Мальчик кивнул. Таскать уголь он начал незадолго до полудня. Сжигание древесного угля, решил он, очень похоже на его приготовление. Пока не было ни единого признака, что они занимаются чем-то еще, кроме подготовки костра. Никакого указания на то, что им наконец предстоит заняться литьем.

— Прекрати кивать. Стоишь здесь, словно твоя матушка, когда варит ямс, и ни слова не понимаешь из того, что я тебе говорю. Все должно быть равномерно. Надо все делать так же. Горячая глина и холодная или бронза расплавленная и застывшая. Разные вещи друг друга не любят и трескаются при встрече. Нельзя же, чтобы Эзе Нри треснул, а? — Старик мельком глянул на форму, стоявшую на скамье рядом с короткими металлическими штырями, и мальчик подавил ухмылку: чаши, прикрепленные к ее верхушке, по-прежнему напоминали уши. — Если бронза расколется, железные кольца ничем не помогут. Они держат только форму…

Мальчик едва было не кивнул, но сдержался.

— Да, — сказал он, взял калабаш и отправился во двор за очередей порцией угля.

— Я еще не все рассказал тебе об огне! — крикнул старик ему вслед. — Нам пока не нужен уголь!

Мальчик и ухом не повел.

Он начинал уставать от этого старика, раздраженный его нытьем, его нудными шутками. Даже оскорбления сделались скучными. Он теперь просто не обращал на них внимания, хотя это случалось все реже и реже, да и слова становились все менее обидными. Когда это случилось в последний раз? Кажется, что-то насчет литников? Он наполнил калабаш углями и отнес его обратно в хижину.

Ближе к вечеру вернулась Игуэдо. Когда садилось солнце, высокий гребень отбрасывал на лес длинную тень, заполнявшую долину словно беззвучное наводнение. Старуха как будто возникла из ниоткуда: прислонившись к дверному косяку и скрестив на груди руки, она, казалось, все время там стояла, наблюдая за ними. Старик поспешно поднял взгляд и снова повернулся к огню, плоскому блюду, полному жара, который шел от пола хижины и пульсировал черным и красным. В качестве кочерги он использовал железный прут, кончик которого светился тусклым оранжевым светом. Когда старик опустил прут в ведро с водой, раздалось короткое шипение и пыхнуло паром. В хижине было душно, и слабые дуновения воздуха, проникавшие через дверной проем, по контрасту казались ледяными. И старик, и мальчик вспотели. Каждый вдох обжигал им горло. Игуэдо казалась безразличной, она просто стояла, смотрела на них и не делала никаких замечаний.

— Готово, — сказал наконец старик. Потом, как будто обращаясь к форме, сказал: — Теперь ты никуда не денешься.

Огонь трепетал, пуская беспламенные сгустки жара в два лица, склонившиеся над ним. Жар, казалось, проникал внутрь головы, вспыхивая там и причиняя боль, но теперь они не могли от него отвернуться, удерживая тяжелыми щипцами форму и перемещая ее так, чтобы поставить в самую сердцевину огня. Когда это удалось сделать, старик подгреб углей к краям и принялся укладывать бронзовые обрубки в чаши на верхушке формы. Не уши, сказал себе мальчик. Плавильные тигли. Старик передвигал тусклые прутья щипцами, ворошил, раскладывая по-новому, и что-то при этом бормотал. Мальчик озадаченно нахмурился и придвинулся ближе, чтобы разобрать слова.

— Теперь тебе там тесновато, теперь порядок. Тебе оттуда не выбраться, а? Глина слишком твердая? Ну конечно же…

Последовала пауза, но несколькими секундами позже старик продолжил, как бы не подозревая, что его кто-то слышит.

— Как ни старайся, а вот так никуда тебе отсюда не деться. Содрать ее с себя? Не выйдет. Выбраться можно только одним путем. Думаешь, можно носиться по лесу, как зверь, чтобы солнце не опаляло тебе спину, чтобы твоя чудная белая плоть, мягкая, словно сыр, не загрубела, — а брат пусть работает… Чтобы половина народа голодала, прежде чем ты соизволишь взяться за мотыгу? Что ж, теперь мы тебя поймали, и есть только один способ выбраться отсюда. Мы тебя изжарим, вот что мы сделаем. Мы тебя расплавим. Сожжем тебя, вот что мы сделаем…

Сомнений не было: все эти реплики он адресовал форме для отливки. Мальчик через плечо бросил взгляд на Игуэдо, которая качала головой, сокрушаясь такой глупости.

— Безмозглый старикашка, — сказала она. В голосе ее не было и тени расположения. — Тебя самого скоро в глину закатают.

Старик не поднял взгляда. Он возился с бронзовыми прутьями в тиглях, которые теперь, поддаваясь жару, начинали сгибаться и оплывать. Его рука слегка дрожала, когда он протянул ее над жаром, чтобы шевельнуть один из прутьев кочергой. Мальчик видел, как от усилия лицо старика исказилось гримасой. Он думал об оскорблениях, которыми осыпал его старик, о своем собственном молчаливом терпении, о своем унижении, если тот действительно имел в виду именно то, что говорил. Как глупо. Почему он с этим мирился? И от кого? От слабоумного старикашки, который и говорить-то не мог ни о чем другом, кроме как об Эри или его сыновьях. Он вспомнил дурацкую историю, выдуманную стариком. Дурацкую, даже если все так и произошло на самом деле.