Носорог для Папы Римского - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Норфолк cтр.№ 149

— Дурацкий ответ, — сказала Игуэдо. — Все куда-нибудь да направляются. Но вот как они движутся? Как Эньи? Или как Эзоду?

Груди Игуэдо сосали более дюжины детей, пока те не сделались такими же плоскими, как и ее собственные. Никто никогда не сосал ее грудей. И ничто. Как-то раз она попробовала заинтересовать ими Онугу, самого младшего и глупого из трех своих глупых младших братьев. Тот разревелся.

В следующем году началась засуха, а еще через год — голод. Она стала путешествовать с Намоке от одной деревни к другой. Иногда они отсутствовали несколько недель кряду, потому что в людях из деревни Нри нуждались теперь и в тех деревнях, где прежде их даже видеть не хотели. Время от времени она задумывалась об Эньи и Эзоду, но это по-прежнему мало что для нее означало, и она начинала склоняться к мысли, что то была одна из шуток Игуэдо, чуть бóльшая доля «кокосового масла, чтобы легче было проглотить все эти сухие слова», как объяснила однажды эта женщина, когда Уссе уличила ее в особо возмутительной выдумке. Никто другой подобных историй не рассказывал. А потом их с Намоке пригласили в деревню иджо — так далеко вниз по Реке они еще не забирались.

Пробавлялись иджо ловлей рыбы и добычей соли — и то и другое они продавали на большой песчаной банке в полудне гребли от их деревни, — скопища свайных построек на острове, поросшем мангровыми деревьями. Они были хорошими рыбаками, но каждый год один или двое из них попадались акулам, плававшим в тамошних водах. В ответ они убивали столько акул, сколько могли, а потом акулы им мстили. И так далее. По одному или по двое в год.

Тамошний вождь был страшно тупым малым, устроившим в своей хижине небольшое святилище (джу-джу) с зубами и старыми баграми. Уссе слышала, как он говорил Намоке: сила акулы настолько велика, что есть один-единственный выход — сделать ее своим богом. Если бы, пояснял вождь, он мог сам проглотить акулью силу (тут он похлопал себя по животу, а Уссе пришлось изо всех сил сдерживать смех), то он использовал бы ее, чтобы избавиться от акул. Поэтому он и устроил свое джу-джу и запретил своим людям убивать акул. Однако в этот год акулы забрали восьмерых. Что же делать?

Намоке начал рассказывать об одной женщине из племени алуси, которую звали Онише.

— Огромная женщина, — сказал он. — Груди свисают вот досюда. — Он похлопал себя ладонями по коленям. — Живет она в лесу за мысом возле Асабы, и по ночам можно видеть, как она швыряет в Реку факелы с вершины утеса… — (Они уже замахали руками: мол это слишком далеко.) — Нет, нет, нет! — вскричал Намоке, заставив их умолкнуть. — Вам и не надо туда добираться. Она — дух Реки. Вы можете приносить ей жертвы прямо здесь…

Вождь снова закивал, а потом спросил, что именно следует приносить ей в жертву.

— Акул, — ответил Намоке. — Чем больше вы их убьете, тем лучше.

Той ночью люди из Иджо запекли им рыбу, называвшуюся одинки. Юноши с любопытством поглядывали на Уссе, но ни у кого не хватило духу к ней приблизиться. Намоке и вождь обменивались нескончаемыми льстивыми речами и пили пальмовое вино, которое Намоке всегда прихватывал с собой как свою долю в трапезе. («Когда у тебя вдоволь пальмового вина, ты можешь есть что угодно, — признался он ей однажды вечером. — Хоть собачьи лапы».) Вождь вскоре опьянел и забыл о ее присутствии.

— Ты слышал что-нибудь о береговой болезни? — небрежно спросил он у Намоке.

— Немного, — сказал Намоке, но Уссе поняла, что ему об этом ничего не известно.

— Сначала краснеют глаза, — стал объяснять вождь, — потом кожа делается цвета вот этого одинки, а потом они начинают потеть. И в то же время трясутся от холода и вынуждены надевать на себя как можно больше одежд. Но это лишь то, что снаружи. Самое худшее — здесь. Он ударил себя по груди. — Их чи обращаются в дьяволов. Они забывают, как говорить. Был здесь один калабари, он нам и рассказал… — Он продолжал болтать, поглощенный собственными цветистыми россказнями: невероятные нарушения правил гостеприимства и поведения, шумные ограбления, бессмысленное насилие. — Она приходит из мест, что дальше по побережью, во многих днях пути отсюда, — сказал он. — Тот калабари уверял, что с ними ничего нельзя поделать. Только связать или убить. И все. — Он покачал головой.

Когда на другой день они возвращались вверх по Реке, Намоке говорил очень мало, заметив только, что если бы иджо не поленились приносить жертвы у Асабы, то они смогли бы в то же время обменивать там свою рыбу и соль, причем едва ли не вдвое дороже.

Эзоду вернулся, подумала Уссе, но, возможно, не тогда, а позже, когда все уже поняли, что это не болезнь, а племя. Ни она сама, ни кто-либо еще из Нри с Эзоду пока не сталкивались, никто не утверждал, что видел их собственными глазами. Сейчас Эзоду находились на побережье. Откуда они явились? Куда шли?

Дурацкие вопросы, подумала Уссе, усмехаясь про себя. Они явились отсюда. И сюда же направляются. Люди Эзоду…

Она подумала об этом снова, стоя на коленях перед дверью, за целый мир от Нри. За дверью разговаривали двое. Она понимала, что эти люди не знают, откуда они явились и куда идут. У них не сохранилось воспоминаний об этом животном. Здешние улицы были похожи на разлившиеся реки, слепые и яростные. Мужчины и женщины были вздымающимися волнами и подводными течениями. Неудивительно, что их Папа разыскивал своего зверя. Они забрались дальше собственной памяти. Это очень опасно и, может быть, служит также предостережением для нее самой. Когда рука солдата скользнула по ее щеке, чтобы зажать ей рот, когда другая его рука, подобно толстой лиане, обвилась вокруг ее талии, чтобы оторвать ее от пола и бесшумно поднять по лестнице, когда он отпустил ее и прошипел ей в ухо: «Что ты знаешь?» — а лицо его полнилось яростью, не имевшей к ней никакого отношения, когда он ожидал, что она так и будет стоять, онемевшая от шока, и не выдавит из себя ни слова, глупая маленькая служанка, тогда она взяла и сказала: «Я знаю все…»

В ту ночь она отдалась ему, и с тех пор это повторялось еще семь раз. Но не в прошлую ночь, подумала она сейчас, глядя в окно, как и велел ей покрытый рыбьей кожей Обони, ее шестипалый завоеватель. Река была усеяна лодочками, многие из них стояли на якоре и ждали появления того же судна, которое в блеске воды высматривала и она. Должно быть, кто-то прискакал из Ла-Рокки с вестью о его приближении, потому что толпа народу устремилась из трактира к причалу. Люди, собравшиеся возле склада, двинулись наискосок, чтобы присоединиться к остальным. Ее любовник и еще двое по-прежнему оставались внутри. Вскоре они появились снова и быстро пошли, едва ли не побежали против потока людей, изливавшегося из трактира. Она глянула в окно, выходившее на юг. Корабль, который заберет их отсюда, был неотличим от того, что доставил ее сюда три года назад. На его палубе двигались какие-то люди. Повернувшись, она успела увидеть троих своих будущих спутников за миг до того, как подоконник скрыл их из виду.

Слушая, как они поднимаются по лестнице, она думала о том, как сама топала вверх и вниз по лестнице в доме Фьяметты. Три года подряд, но теперь с этим покончено. Она ожидала указаний от отца в святилище своей спальни, но его ммуо так и не появилось. Это хорошо. Это означало, что они его не похоронили. Это означало, что трое ее глупых братцев еще верят, что она жива: Онугу, Апия, Гбуджо. Только Эзе Ада могла обмыть его тело, напомнила она себе. Только Эзе Ада могла короновать его преемника. Она снова посмотрела вниз.