Носорог для Папы Римского - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Норфолк cтр.№ 119

— В этом доме находится семья Альдо, — сказал им сержант. — Его жена, синьора Анна-Мария, ее служанка и двое детей. Они здесь в безопасности, и ваша обязанность в том, чтобы они были в безопасности. Никого, кроме меня, не впускать. Никому ничего не говорить. Вы — люди полковника и будете держать ответ перед ним, если семье Альдо причинят какой-нибудь вред.

Эти указания сержант на разные лады повторил дважды, а то и трижды, и они втроем всякий раз тупо кивали. Теперь до них доносился запах готовившейся в доме еды. Еще одна тройка солдат чуть виднелась на другой стороне улицы. Сальвестро видел, что все дома разграблены, двери и ставни сорваны с петель, разбитые стулья, кровати и горшки сложены в кучи у внутренних стен. Разграблены, а потом тщательно прибраны. Где, подумал он, те люди, что прежде здесь жили?

— Еду вам будут приносить, — сказал сержант, указывая на только что прошедших мимо людей. — Выходить без надобности.

Окна в доме забрали решетками. Двери обили гвоздями и полосами железа. Какой-то человек, кивнувший сержанту, открыл ее, а затем осторожно оглядел улицу и мягко затворил дверь за ними. Как только они вошли, двое человек поднялись с коек и, едва глянув на новопришедших, присоединились к своему товарищу у двери. В очаге и дальнем конце комнаты горел слабый огонь, из горшка, подвешенного над ним, веяло густыми мясными запахами. Когда-то переднее помещение отделялось от заднего перегородкой. Теперь доски были аккуратно уложены в углу, и задняя комната открывалась взорам. Поперек нее тянулись веревки, с которых свисали простыни, образуя нечто вроде занавеса. Из-за него появилась женщина, окинула их презрительным взглядом и снова скрылась. За простынями зашептались.

— Трогать их вам нельзя, вы понимаете? — сказал сержант, вытирая с рукава пятнышко грязи. — Ничего такого.

Как раз в этот миг простыни распахнулись, и из-за них показалась другая женщина. Сальвестро отметил вздымающиеся юбки, незамысловатые украшения, прямую осанку. Взгляд женщины скользнул по ним троим. Сальвестро заметил, что ее богатые одежды — шелка, кружева, золотая нить — были также и грязными.

— Итак, — вызывающим тоном обратилась она к сержанту, — убийцы прибыли. Что, мой муж так быстро умер?

— Вы понапрасну пугаете своих детей, синьора, — отозвался сержант. Он повернулся к ним. — Не забывайте о данных вам указаниях. Если будете им следовать, то вас щедро вознаградят. Если нет… — Он не закончил, направившись к двери.

— Стойте! — с новой ноткой в голосе воскликнула женщина.

Сержант не обратил на нее внимания. Дверь закрылась. Гроот пошел запереть ее на засов, меж тем как Бернардо рухнул на ближайшую койку.

Из-за занавеса показалось лицо мальчика, а затем — маленькой девочки. Мальчик посмотрел на Сальвестро, потом направился к нему, держа сестру за руку. С пояса у него свисали миниатюрные пустые ножны. На вид ему было лет десять-двенадцать, не больше, а девочка казалась вдвое младше.

— Вы убили моего отца? — спросил он у Сальвестро.

Сальвестро через силу улыбнулся.

— Никто твоего отца не убивал, — сказал он. — Он так же жив, как и я.

— Он предатель, — холодно сказал мальчик. — Он сдал город. Вы должны его убить. Я бы сам его убил, если бы мог.

— Тихо! — крикнула на него синьора. На крик снова явилась служанка.

— Укокошьте его и скормите свиньям, — продолжал мальчик.

Мать схватила сына и прижала его голову к своей груди. Тот смирился и позволил увести себя за занавес. Осталась дочь. И Сальвестро.

Одетая в белое платье или ночную рубашку до самого пола, она стояла перед ним, доходя ему до пояса. У Сальвестро было такое чувство, словно его неким образом оценивают; он пытался найти хоть какие-нибудь слова, но его сознание все еще вязло в трясине, погруженное под воду, где в ушах ревет и пузырится тишина. Девочка с любопытством рассматривала его. Неожиданно она ухватилась руками за край своего платья и одним резким движением задрала его до шеи. Сальвестро увидел ее голые ноги, безволосую промежность округлый живот, белую ткань, собранную в жгут у ее горла.

— Смотри, — велела она. — Я девственница.

Ее звали Амалией. Она верила в Бога.

— Бог не большой, — сказала она ему доверительно. — Он маленький, как муравей. Если бы ему захотелось выбраться отсюда, он выполз бы через замочную скважину.

— Здесь нет замочной скважины, — сказал Сальвестро.

— Нет, есть. Там, сзади. — Она провела его мимо своей спящей матери к дальнему концу комнаты пленников. За сваленной там мебелью имелся низкий люк, затянутый паутиной и покрытый толстым слоем пыли. — Смотри вон там. — Она ткнула рукой между ножек стульев и корзин. — Замочная скважина.

Если не считать того случая, он ни разу не осмеливался проникнуть в обиталище синьоры Анны-Марии и ее семьи. Ни Гроот, ни Бернардо тоже туда не заглядывали. Когда появлялась служанка, чтобы готовить еду, она в мрачном молчании стояла к ним спиной, помешивая ложкой в горшке. Как только все было готово, служанка удалялась с четырьмя полными тарелками, а они втроем выскребали горшок — это был их ужин. Мальчик после первоначальной вспышки оставался угрюмым и малоподвижным. Его мать тихонько рыдала, спала и смотрела на них троих с отвращением, если вообще смотрела. Семья жила за занавесом, куда не было доступа. Вот и все. Они втроем обитали на кухне.

Еду доставляли по утрам — после единственного удара в дверь ее оставляли на ступеньке снаружи. К тому времени, как они успевали отодвинуть засовы, тот, кто приносил провизию, уже исчезал. Гроот или Сальвестро окидывали взглядом распахнутое небо, хватали корзины и два ведра с водой, после чего снова отступали в маслянистый свет своей тюрьмы. Поскольку окна были не только зарешечены, но и забраны ставнями, они не имели возможности сказать, день или ночь стоит снаружи, и плавали во времени, словно сомнамбулы. Проведя там день или два, он стали невероятными молчунами, ворчливо приветствуя друг друга при пробуждении, обмениваясь замечаниями о еде и дремля через неравномерные промежутки, хотя Гроот и пытался установить расписание дежурств. Их движения стали медлительными и тяжелыми. Только Амалия была выше этого.

Она вприпрыжку носилась по дому, болтая главным образом с Сальвестро, изредка — с Бернардо и никогда — с Гроотом. В золе очага она рисовала замысловатые схемы и объясняла, сколько существует ангельских чинов и насколько ангелы малы. («Даже меньше, чем Бог».) Она много чего рассказывала наизусть, играла в сложные воображаемые игры. Как-то раз она целый день считала вслух, сколько камней в длинных и низких стенах. Оказалось, ровно две тысячи восемьсот семь. Как Амалия ни молила, никто не пожелал оспорить эту цифру. Через несколько дней после подсчета камней (но через сколько именно?) Сальвестро заметил, какая она чистая.

Белое платье не было ни серым, ни бурым, ни измазанным, ни испачканным, ни запятнанным, ни замаранным. Оно было белым — и оставалось белым. Сальвестро ломал над этим голову. Затем он обратил внимание на волосы девочки, которые не были ни свалявшимися, как у него, ни засаленными, как у ее матери или у служанки. Они колыхались в воздухе позади нее. Когда она ходила, он отметил, что и подошвы ног у нее тоже оставались чистыми. Зола очага, пыль, грязь, общая нечистота в доме… Ничто ее не касалось. Или же не прилипало. Он не мог этого объяснить, точнее, даже не пробовал и не хотел пробовать. Как долго они здесь пробудут? Он не знал. Один день сменялся другим. Мать рыдала. Мальчик дулся. Служанка готовила. Они втроем ждали. Как-то раз зазвонили колокола. Маленькая девочка подскакивала, болтала и уносилась. Как-то раз зазвонили колокола и продолжали звонить.