В обличье вепря - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Норфолк cтр.№ 33

Перед тем как войти, она оглянулась. Щель, через которую они проникли в кратер, казалась трещиной, не толще волоса. Возле нее стоял Меланион, крохотная фигурка, которую она понимала теперь, как никогда. Безбородый мальчик. Каким спокойным и пустым должно показаться ему то место, в котором он надеялся найти так много, и каким нестерпимо ярким — свет неба. Это были ее мысли, но и он ни о чем другом думать сейчас просто не мог. Она сделала свой выбор и пошла вперед. А он? Сейчас он видит их. Что, сбежит?

Ответа на ее вопросы нет. Уже слишком поздно, уже слишком ясно, что только он, ночной охотник, один останется в живых.

Прикинь, где мы кончимся, подумала она, прикинь, где кончится наш путь, где добыча допустит ошибку, а охотник — нет, вспомни, насколько крики зверя in extremis похожи на человеческие крики, а крик человека вполне можно спутать со звериным. У вепря тоже есть своя песня. Его обличья изменчивы, но только не он сам. Он долго ждал, даже слишком долго. Ждет и сейчас, во тьме пещеры.

* * *

Устье пещеры съежилось до точки, до слепящего лезвия света. Снаружи были голыши и галька. Здесь нога ступала по ровному каменному полу. Вепрь занял оборону у закраины входного коридора и ждал атаки.

Здесь приходящий снаружи холод смешивался с более теплым воздухом, который накатывал из глубины пещеры. Воздух цеплялся за его щетину и обволакивал его, и он дышал своим собственным сложносоставным запахом: засохшие частички кожи, гнилая кость, моча, назойливая мускусная отдушка, которая тут же заставила его пасть наполниться слюной, — он заворчал и рефлекторно потерся нежным кончиком члена о сухой каменный пол. Все эти запахи были — маяки, ему одному знакомые маяки, которые вели его сквозь заверти и хитросплетения переходов и пещер, заранее предупреждая о скальных выступах и внезапно открывающихся под ногами провалах. Его копыта звонко цокали о голый камень, когда он трусил по пещере, перепрыгивая через предательски набухающие под ногами наплывы и протискиваясь на поворотах подальше от острых каменных кромок.

Когда вепрь проснулся здесь в самый первый раз, тьма как будто разом навалилась на него со всех сторон, так что перехватило дыхание. Он не помнил, сколько времени бродил по внутренностям горы, не помнил, как вообще здесь оказался. Набегали время от времени какие-то смутные воспоминания об отчаянной погоне, о страхе, об ударах и криках — может быть, его собственных криках. Его переполняла усталость. Когда он проснулся, порезы и ссадины затянулись коркой и принялись пульсировать. Он тихонько заскулил в темноте, себе под нос.

Его погнал вперед старый враг — голод. Голод и камень. Жалобу свою он обратил к окружившим его со всех сторон каменным стенам, и стены вернули жалобу вспять. Об этом новом месте он ничего не знал, старого не помнил. Он ждал, пока придет хоть какой-нибудь знак. И не дождался.

Живот его был — котел с кислотой; живот ворчал на него, гнал его прочь. Чем дальше он шел на юг, тем легче было идти. После того как кончились горы, последний отрог открыл ему вид на совершенно другой пейзаж, куда зеленее и мягче. Озеро поманило его вниз. Он остудил брюхо в воде и вволю повалялся в камышах, которыми сплошь заросло мелководье. За озером стояли леса, где он рылся в рыхлом перегное и терся покрытыми грязевой коркой боками о шершавую кору деревьев. Дальше горбились и сбегались в единый массив холмы, разрезанные извилистым проходом из голого белого камня. Ему больше нравилось идти вверх по склону, так что он взобрался на самый верх, на плато. Там росла высокая трава, и он носился по ней несколько дней кряду. Или даже дольше. Тамошний воздух был попрохладнее, это он запомнил.

А теперь он стоял и ждал тех, кто шел за ним следом. Они будут здесь довольно скоро, со своим оружием и со своей беспощадной упертостью. Это место предназначено для них, и они войдут в него, как втулка входит в гнездо. Он подтесал их ровно под размер. Он царапнул копытом пол пещеры и в тысячный раз соизмерил вес собственных костей с массой туго навернутой на них плоти. Сила вепря живет в задней части туши, где бедра плотно утянуты пружинистым плетением сухожилий и мышц. На склонах холмов ему привычнее всего идти галопом. А вот спускаться ему труднее: объемные, но хрупкие стволы его передних ног не привыкли принимать на себя полный вес тела. И всегда есть опасность кувыркнуться через голову. И он ни за что не стал бы сам по себе спускаться с травянистого плато к подножию Аракинфа. И тем не менее как-то так вышло, что он оказался внизу и расталкивал наваленные вокруг стволы деревьев, продирался, с большим или меньшим удовольствием, сквозь заросли колючего кустарника, перепрыгивал через набухшие паводком ручейки и сухие промоины от талой воды. Он шел вниз, он кружил и снова шел вниз, все в том же непроглядном мареве полного недоумения. Он не привык задавать себе вопросов, и все же, подобно внезапно проснувшейся боли от старой раны, или прорвавшимся вдруг из-за туч солнечным лучам, или увертливой добыче, которая ни с того ни с сего уйдет из-под самого носа (увертливой почти как память), — именно так он кружил и шел вниз.

Почему он оказался здесь?

Нежась на послеполуденном солнышке, омывавшем нижние склоны Аракинфа, отчего бы не поразмышлять на подобные темы. Он нашел себе лежку, мягкую, заросшую по краям травой впадину, в которой как раз помещалось распластанное кабанье пузо, по которой вяло растекались провисшие поперечно-полосатые скелетные мышцы в своих чехлах из влажной саркоплазмы и не мешали регулярно сокращаться гладким мышцам внутренних органов — то есть, собственно, не мешали процессу пищеварения. Вепрь переварит все, что угодно, от экскрементов грызунов и до бычьих копыт. Последние, проходя через сфинктер, рождали приятное, с кислотным послевкусием пощипывание. Он понаблюдал за лежащим в долине городом и за действиями обитателей. Судя по всему, они решили взяться за него всерьез. И то правда, действия его становились все менее предсказуемы. Он себя не контролировал. Случались целые промежутки времени, довольно длительные, о которых он вообще ничего не помнил.

Если бы он знал, что на уме у того человека с золотистыми волосами, его собственное предназначение сделалось бы куда более внятным — это вепрь понял сразу. Или, может быть, эта мысль посетила его уже потом, много позже. Жители города решили выгнать одного из себе подобных вон. Они вытолкали его взашей, со связанными руками и с мешком, надетым на голову, и били его, чтобы заставить бежать. Он, спотыкаясь, скатился в долину, в окружении своры собак, которые разрывались между необходимостью следовать за хозяином и страстным желанием кинуться на его мучителей. Они суетились вокруг него и путались под ногами, унося его прочь от города, как будто на плоту по шумной реке. Вепрь прядал ушами: лай и визг собачьей своры давали звук почти бессмысленный, как мышиный писк. Человек высвободил руки и сдернул с головы мешок. Заняв наблюдательную позицию в подлеске на противоположном склоне, вепрь видел, как он тряхнул головой, рассыпав по плечам волосы, и понял, что видит перед собой такого же одиночку, как он сам.

Но он не стал тогда спускаться дальше, даже и после того, как горожане сами покинули город, потоком хлынув из ворот и мигом растекшись по всей долине, с топорами, серпами и косами в руках. Его порадовал вид блестящих на солнце лезвий, эти сверкающие знаки имели смысл, который был ему совершенно внятен — по крайней мере, ему поначалу так показалось; он давно этого ждал: когда они наконец всем скопом набросятся на него.