Пандора в Конго - читать онлайн книгу. Автор: Альберт Санчес Пиньоль cтр.№ 63

Не спрашивайте меня, как это получилось, но я каким-то образом установил связь между своим будущим в качестве нового доктора Флага и своей частью вины в этих разрушениях. Изначально я не нес никакой ответственности за то, что немцы решили взорвать эти каменные произведения искусства. Но, с другой стороны, безусловно, война уничтожала эти колокольни потому, что кто-то на них смотрел. И этим человеком был я.

Мне не пришло в голову сопротивляться, когда меня отправляли на эту войну. Я пошел на фронт, как баран на бойню. А надев баранью униформу, я принял на себя ответственность, которую несут бараны. Бараны не невинны, они просто глупы. Что сказал я однажды Маркусу Гарвею? «Я бы никогда не поехал в Конго». Вранье. Невозможно было представить себе бойню страшнее, чем та война, а ведь она шла в самом сердце Европы. В тот день, когда я согласился пойти на фронт, я превратился в Маркуса Гарвея, который протягивал руку, чтобы братья Краверы вложили в нее горящую динамитную шашку. Он кидал шашки вручную по одной, а я направлял огонь крупнокалиберных орудий. Чьи действия, по сути дела, были хуже?

Я свел воедино две свои мысли. Мне следовало понять это раньше. Если бы я согласился превратиться в будущем в нового доктора Флага, если бы отказался от литературы, чтобы посвятить свою жизнь обычному кропанию повестушек, то пополнил бы ряды людей, которые смиряются со своим положением. Каждая ненаписанная мной хорошая книга стала бы разрушенной колокольней. Я понял это и сказал себе: «К черту Флага, я не негр Флага и Флагом быть не хочу. Мне надо вернуться домой и писать свой роман, переписывая его, если понадобится, тысячу раз, до тех пор, пока не получится настоящая книга».

И наконец наступил седьмой, последний день моего пребывания на фронте. Мне никогда его не забыть. Я сидел в воронке, которую оставил крупный снаряд. Раструб ее был шире, чем круг малышей из детского сада, когда они водят хоровод. Снова пошел дождь. Я постарался как можно плотнее вжаться в углубление этого подобия лунного кратера. К вечеру началась сильная перестрелка артиллерии. Моя воронка находилась ровно на половине пути между английскими и немецкими позициями, поэтому снаряды с одной и с другой стороны описывали параболы как раз над моей головой. В этом пиротехническом спектакле, который мог посоперничать по своей мощи с природными явлениями, заключалась своя особая красота. Ночь длилась бесконечно. Я лежал под огненным сводом, и дождь с него лил еще сильнее, чем раньше. С краев моего несуразно большого шлема текли струи воды. Никогда в жизни я не промокал так сильно, как в ту ночь. Мне ничего не оставалось делать, как свернуться в клубочек, обняв руками колени; так делают дети, когда прячутся в своем тайнике.

Двигаться я не мог и поэтому стал думать о ней, об Амгам. Вначале я постарался в мельчайших деталях воссоздать в голове ее образ. Матовая белизна кожи, шесть пальцев, ногти с тонко прочерченными лунками… Мне кажется, я вижу самого себя, как сейчас: Томми Томсон, скорчившийся в глиняной каше, мокрый до нитки, руки скрещены на коленях, вода плотным занавесом течет со шлема… Потом я подумал о клиторе Амгам. Маркус никогда не упоминал о нем. Какой он был? Такой же белый, как вся ее кожа? Почему он не мог быть черным, таким же, как зрачки ее глаз? Или красным? Синим? Желтым? В книге я, конечно, ничего не писал о ее клиторе. Это бы показалось слишком непристойным. Однако сейчас, когда снаряды немецкой артиллерии встречались в воздухе прямо над моей головой со снарядами англичан, я предавался размышлениям о клиторе женщины из племени тектонов.

Дождь и град бомб прекратились рано утром. Это произошло одновременно, словно метеорология и артиллерия заключили наконец перемирие. Все мое тело застыло, руки и ноги затекли и стали как деревянные. Наступившая тишина казалась еще более тревожной, чем недавний грохот. Я забеспокоился. Наверное, мне стоило вернуться в окопы англичан, и как можно скорее. Я осторожно выглянул из своего убежища и увидел картину, достойную чистилища: фиолетовые и оранжевые волны тумана плыли в мою сторону.

Никогда еще такое короткое слово не скрывало столько ужаса: газ! Нынешнему поколению трудно понять страх, который внушало его применение на поле боя. Газ! Я надел маску, но резинки неплотно прилегали к моему затылку. Я вылез из воронки и пополз, работая локтями и коленями. Но далеко уйти мне не удалось. Обернувшись, я увидел за газовым облаком в сотне метров от себя тысячи фигур, которые приближались ко мне. Немцы! Они атакуют английские позиции. А значит, и меня.

Даже теперь иногда мне снится по ночам то утро во Франции. За пеленой газа немецкие офицеры свистками подгоняли свою пехоту. Я помню их крики, их колючий язык, полный ругательств и щелчков кнута. Солдаты, одетые в зеленые шинели, заляпанные грязью, несли наперевес винтовки с длиннющими штыками. Их шлемы были гораздо меньше наших и казались игрушечными ночными горшками. Окошки для глаз на противогазах были большими и круглыми. Противогазы и шлемы целиком закрывали их головы, и солдаты походили скорее на каких-то насекомых, чем на людей; их легко можно было принять за марсиан.

Стекла моего противогаза запотели. Меня охватил страх. Оставаться на месте означало быть убитым немцами, но и отходить к нашим позициям было не менее опасно: скорее всего, в суматохе меня бы подстрелили свои – на этом фланге стояла бригада ирландцев. К тому же несколько дней тому назад в Ирландии начался мятеж, и все сомневались в верности этой бригады. (Потом я узнал, что они удерживали свои позиции с храбростью, достойной лучшего применения.) В отчаянии я решил вернуться в свою воронку, спрятаться там и притвориться мертвым. Однако мне не пришло в голову, что газ имеет обыкновение застаиваться в низменных местах. Через несколько минут я оказался внутри огромного пузыря газа, наполовину фиолетового и наполовину оранжевого. Противогаз был плохо закреплен и болтался на моем лице так же, как шлем на затылке. Я взглянул вверх и на секунду увидел мир таким, каким видят его рыбы. Волна немцев захлестнула мою позицию. Надо мной мелькали их ноги и сапоги. Некоторые из них задерживались, пытаясь спрятаться за высоким краем воронки от огня англичан, но офицеры заставляли их двигаться вперед. Следом за ними шли еще немцы. А потом еще и еще. Никогда бы не подумал, что в мире столько немцев. Что мне оставалось делать? Если продолжать прятаться внизу, меня очень скоро убьет газ. А если попытаться вылезти из воронки, то обнаружат немцы. Поэтому я просто стал зарывать голову в землю, как это делают страусы. Глаза у меня раздулись, как два яблока; по стеклам противогаза побежали красные слезы. Я понял, что плачу кровью, и стал рыть землю руками, чтобы спрятаться в мягкую и влажную почву. Мои движения напоминали усилия пловца, который хочет опуститься на дно. Сначала я говорил себе, что поступаю так, чтобы спрятаться от немцев, но на самом деле у меня не оставалось другого выхода.

И в это время у меня начались токсические галлюцинации. Наш инструктор объяснял нам, что газ, попадая в организм, мешает поступлению кислорода в мозг, и человек начинает бредить. Я сознавал, что картины, которые возникали передо мной, были галлюцинациями, но от этого они не теряли своей реальности.

Земля стала жидкой. Вначале она казалась океаном отвратительных оранжевых и фиолетовых тонов, но потом эти два цвета слились, превратившись в мягкий темно-зеленый фон. Противогаз позволял мне осматривать этот чудесный подводный мир. Правда, не хватало воздуха. Но я подумал, что, по крайней мере, умру, созерцая такую красоту. Когда же дышать стало совсем нечем и мои легкие уже были готовы взорваться, передо мной появилась какая-то фигура. Она поднималась вверх маленькой белой искрой из черноты невероятных глубин. Это была она.