Пандора в Конго - читать онлайн книгу. Автор: Альберт Санчес Пиньоль cтр.№ 35

– Уходи скорее отсюда!

Он оттащил девушку от дерева и указал на свои грубые ботинки. Она не понимала, в чем дело. Тогда Гарвей снял один из башмаков и поднес к ее глазам:

– Видишь?

Девушка в недоумении уставилась на ботинок.

– Это муравей, – сказал Маркус, показывая на крошечное существо, которое вцепилось в кожу башмака и отчаянно шевелило лапками. – Там было много муравьев. Они маленькие, но могут сожрать целиком живую козу. Эти твари уже два дня вгрызаются в мой башмак. Если подойдешь к муравейнику, они на тебя нападут. Вот, смотри.

Маркус двумя пальцами оторвал туловище муравья. Хищная голова продолжала грызть башмак своими челюстями.

– Теперь тебе ясно?

Девушка с отвращением произнесла: «Ай!» Это было ее первое слово. До этого Маркус никогда не слышал ее голоса. Она отвернулась и села к Гарвею спиной, скрестив ноги. Она часто садилась так, что ее пятки касались внутренней стороны бедер. Но сейчас она отвернулась, потому что рассердилась не на шутку. Маркус чувствовал себя полным идиотом, стоя перед ней с дохлым муравьем в руках.

– Это был только муравей… – пробормотал он, запинаясь, – и он мог тебя укусить.

Не найдя иных слов, Гарвей вернулся к своим обязанностям.

Работа для него была средством забыть о прииске, о Конго, обо всем. Когда он работал, мир для него переставал существовать. В лагере был огромный глиняный котел, по форме напоминавший грушу, такой огромный, что там, наверное, поместилась бы половина туши буйвола. Маркус не слишком деликатничал в вопросах питания, но и не мучил негров. Он клал в котел несколько кусков самого разного мяса, овощи, немного соли и перца и оставлял его на огне, время от времени помешивая варево доской, похожей на весло. Меню братьев Краверов, естественно, сильно отличалось от похлебки для негров, Маркус готовил для них еду в небольших кастрюлях. Почти все продукты, привезенные из Европы, уже кончились, и Маркусу пришлось приучать Уильяма и Ричарда к дарам сельвы.

Краверам пришлись по душе девичьи пальчики – очень мелкие бананы, пригодные для жарки, и детские ушки – сморщенные земляные орехи в виде больших бобов, которые надо было отваривать. В качестве мясного блюда Маркус чаще всего готовил шотландскую печенку – так они называли печень какой-то птицы, похожей на фазана; Ричард охотился в основном на нее. (Название «шотландская печенка» придумал Уильям, утверждавший, что у этих птиц печень была больше, чем у шотландского пьяницы).

Через час после ссоры с девушкой Маркус вдруг снова услышал ее «ай-ай-ай!» Голос раздавался из леса. Гарвей пустился бежать на звук.

Конечно, это кричала пришелица. Она сидела на полянке правильной квадратной формы, по углам которой росли деревья, рядом с муравейником и отчаянно сражалась со стайкой муравьев, которые лезли вверх по ее брюкам. На снежно-белом фоне насекомые были прекрасно видны. Маркус накинулся на нее:

– Почему ты меня не послушалась? Ведь говорил же я тебе! Нет-нет, так ты их не стряхнешь. Их надо снимать одного за другим, иначе они не отцепятся. Знаешь, от укуса муравьев бывают даже судороги.

Маркус проклинал самого себя. Он должен был предвидеть, что, отпуская девушку, не получит ничего, кроме неприятностей. Следить одновременно за ней и за кухней было невозможно. Но привязывать ее снова в палатке он тоже не хотел.

– Посиди здесь немного, пожалуйста, – попросил ее Маркус.

Вскоре он вернулся.

– Вот, смотри! – Он сел рядом с ней под деревьями и протянул фотографию.

Девушка уткнулась в нее носом. Она рассматривала изображение, придвинув картон к самым глазам.

– За всю жизнь я не встречал друга лучше, чем этот зверь. Его звали Пепе, он медведь, и это единственная его фотография, которая у меня сохранилась. – Маркус вздохнул. – По правде говоря, никаких других фотографий у меня нет. А мне бы так хотелось иметь снимок моей матери. А у тебя есть фотографии твоей мамы? Нет, конечно же нет; какой я осел, что задаю такие дурацкие вопросы. – Гарвей показал на голову зверя. – Посмотри, какая на нем феска! На Пепе всегда ее надевали, когда он танцевал, и ему это очень нравилось. По фотографии не видно, но феска была красная. Как у Пепе. Я хочу сказать у Пепе-негра – того черного господина, которого ты знаешь; он спит со мной в одной палатке. Раньше я тоже спал с Пепе, с Пепе-медведем, я хочу сказать. Черный человек Пепе тоже хороший, но он для меня не такой хороший друг, как медведь Пепе. Тебе нравится моя фотография?

Он вдруг подумал, что его собеседница, вероятно, не знает ни одного слова на том языке, на котором он произнес свою тираду, и спросил ее:

– Ты ведь поняла меня, правда?

Мне вспоминается, что Маркус, рассказывая мне об этой сцене, скорчил неуверенную гримасу, словно до сих пор сомневался, поняла ли она его.

Я готов был поспорить на что угодно, что она все поняла.

Во время нашей следующей беседы я решил нарушить хронологическую структуру своих записей. Я предпочел сконцентрироваться на одном персонаже:

– Расскажите мне о ней.

– О ком? О белой девушке?

– Да. О белой девушке.

Маркус покрутил головой из стороны в сторону; это движение всегда выдавало его сомнения.

– А нам обязательно надо о ней говорить? – спросил он с некоторым раздражением.

Ему хотелось уйти от этого разговора. Но мое положение давало мне некоторые преимущества:

– Да, Маркус, – сказал я непреклонным тоном, – думаю, что надо. Я хочу поговорить о ней.

По словам Маркуса, ее звали Амгам. Я потребовал, чтобы он восстановил во всех подробностях ту сцену, во время которой она ему представилась, и пришел к выводу, что, скорее всего, это не настоящее ее имя. Должно быть, оно родилось в результате лингвистического недоразумения. Гарвей рассказал, что однажды вечером девушка протянула руку, указывая на него, и произнесла:

– Амгам.

– Амгам? Я – Маркус, – сказал он.

Но, когда я потребовал от него подробностей, Маркус сказал, что в тот вечер он зажег газовую лампу. Белая девушка была поражена, как будто спичка была волшебной палочкой. Пламя танцевало за стеклянными стенками, а она смеялась. Потом поднесла ладонь, широкую, с шестью невероятно длинными пальцами, к отверстию стеклянного колпака и сказала:

– Амгам.

Маркус тогда подумал, что протянутая рука означала обращенный к нему вопрос, но, видя мои сомнения, тоже стал колебаться. В конце концов мы пришли к заключению, что девушка просто исследовала огонь лампы, она не представлялась Маркусу, а просто называла сей предмет на языке тектонов. Но тогда Гарвей решил, что она таким образом официально оформляла их знакомство.

– Маркус, – ответил он.

– Амгам, – повторила девушка.