Тогда Бородка сказал:
— Слушай, Частин, разговор есть.
В его речи улавливалось что-то испанское: то ли акцент, то ли интонация.
— Давай говори, — ответил я.
— Лучше полезай в машину, прокатимся.
— Кому лучше?
Бородка снова на меня уставился. Потом, отвернувшись, что-то буркнул сидевшему рядом здоровяку, тот открыл дверь и вышел. Над крышей «эксплорера» показались голова и плечи. Шеи я не приметил — видимо, таковой в природе не наблюдалось: квадратная головища крепилась сразу на массивные плечи.
Мордоворот обошел авто и предстал передо мной во всей красе. Благо солнце висело почти в зените, иначе он бы его заслонил. На нем был нелепый спортивный костюм — синтетический, с малиновыми верхом и низом, с белыми лампасами на штанинах и полосами во весь рукав. Надо сказать, вертикальная полоска отнюдь не скрывала полноты. Весу в мужике было фунтов триста пятьдесят с гаком. Этакого с пол оборота не уложишь. Правда, двигался он неуклюже. Так бывает у качков, которые пренебрегают бегом: торс тяжеленный, а вот устойчивости маловато. Он шел, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, и тяжело дышал. Ходьба явно давалась ему с трудом — дойдя до меня, громила уже обливался потом, причем гораздо сильнее, чем я. Ежик на голове, крохотные розовые ушки, так не соответствующие его внешности. Это был смуглый брюнет, как и Бородка. Наверняка жует таблетки: накачанное тело, а член с фигушку — такова оборотная медаль стероидов: мускулатура растет, привески усыхают. Жизнь — сплошные сделки и уступки. Просто некоторые не умеют торговаться.
На его лице невозможно было что-нибудь прочесть. Впрочем, этот здоровяк явно не обладал широким спектром эмоций. Есть. Спать. Качаться. В промежутках бить кого-нибудь по морде. Абстрактное мышление — ненужные хлопоты.
Вдоволь налюбовавшись громилой, я взглянул на Бородку и спросил:
— Ну и что дальше?
Тот потер подбородок — видимо, это должно было означать напряженную работу ума — и изрек:
— Если любишь создавать трудности, попробуй.
— Запросто, — ответил я. — Только давай не будем осложнять друг другу жизнь.
Бородка повел плечами и не ответил.
— Слушай, вы кто такие-то? — разозлился я.
— Полезай в машину, Частин. Поедешь с нами.
— А ты, оказывается, зануда.
Бородка взглянул на мордоворота и устало сказал:
— Рауль, traemelo.
[2]
Здоровяк, сделав шаг, попытался меня сграбастать, но я быстро развернулся к нему лицом и скомандовал:
— Pare, pendejo.
Латинос, конечно, не ожидал, что стоящий перед ним белый вдруг заговорит на его родном языке. И поэтому, когда я скомандовал этому дерьмоеду «стой где стоишь, осел», тот рефлекторно встал. Рауль — молодец, послушный пес. Потом до его крохотного бронтозаврьего мозга дошло, что приказы он должен принимать не от меня, а от хозяина — Бородки.
Я взглянул на старшего:
— С вами еще кто есть?
— Нет, нас двое.
— Подмога в пути?
— Нет.
— Плохо.
— Почему это?
— Потому что, если Рауль приблизится ко мне хотя бы на шаг, я начищу ему репу, помочусь в глотку и подпалю его муравьиные яйца. После займусь тобой. Для начала пересчитаю ребра, обрею налысо и распишу черепушку японскими стихами. А потом, когда я с вами наиграюсь, вы будете стоять на шоссе и ловить дурачка, который согласится подбросить вас до медпункта.
Я никогда раньше не был любителем распаляться перед боем. А уж тем более перед игрой — тренер нас от этого быстро отучил: пропустил словцо — марш на скамью. Наш мистер Скабреж из «Дельфинов» вообще был поборником классической игры и в своих питомцах воспитывал уважение к противнику. Но время течет, мы взрослеем, забываем то, чему нас учили, и приспосабливаемся жить по-новому. Отчасти — ради удобства, отчасти — для разнообразия.
Короче говоря, я решил, что сейчас самый подходящий момент попрактиковаться в ругани. Где-то читал, что в стародавние времена армии не сразу начинали бой. Прежде на поле битвы выходило по одному человеку с каждой стороны, самые завзятые буяны и сквернословы, и пускались поливать друг друга грязью. «Твоя мать — источник чумы, у твоего отца член с бобовое зернышко» — и в том же духе. Или как в «Храбром сердце», когда Мел Гибсон, стоя во главе шотландцев, задрал килт и принялся мотать перед англичанами задом. Случалось, что армия противника бежала, не стерпев позора. Но чаще подобная брань давала возможность выпустить пары, и воины бились друг с другом уже не так яростно.
Я рассчитывал на нечто подобное. Мне, конечно, приходилось упираться лоб в лоб с каким-нибудь тупорылым громилой, но то был футбол. Не помню, когда в последний раз дрался всерьез. Наверное, в старших классах. Эх, не хотелось связываться с Раулем. Конечно, были шансы, что он быстро выдохнется и победа останется за мной. Я однозначно выносливее. Однако в таких драках от выносливости мало что зависит — все решает первый удар, кто кого уложит на лопатки. И если это окажется Рауль, мне крышка. Ведь и Мел Гибсон в «Храбром сердце» в итоге плохо кончил: после четвертования не выживают.
— Просто я решил, что нечестно нападать без предупреждения, — сказал я. — Так что еще не поздно кликнуть своих на выручку.
Бородка хотел что-то вякнуть, но не успел он рта раскрыть, как в громкоговорителе щелкнуло и опять раздался голос Уильямса:
— Частин, ты с кем там препираешься?
Я взглянул на Рауля, тот посмотрел на Бородку. Мы стояли и переглядывались. Все застыли.
— Частин? Оглох, что ли? Что происходит? — снова проквакал Уильямс.
Я обернулся и взглянул на хлыща:
— Это ты такой гениальный план состряпал?
Тот не ответил.
— Если это ты додумался прикатить сюда и устроить разборки перед воротами тюрьмы, тогда у тебя каша вместо мозгов. — Я махнул рукой в сторону первого корпуса: — Вон там сидят вооруженные охранники и наблюдают за каждым твоим шагом. В случае потасовки они через полминуты будут здесь — я, кстати, запросто успею намылить вам обоим рожи. Так вот, они явятся, первым делом спишут ваши номера, проверят документы, снимут отпечатки пальцев и все, что можно с вас снять. Никого не хочу обидеть, но что-то на сливки общества вы не тянете и наверняка уже где-нибудь засветились. Разжевывать не надо? Вы тогда надолго тут застрянете. Может, они и меня к себе заволокут, а это мне очень не понравится. Так что не советую сердить папочку…
— Частин!
Я попятился к воротам, нажал переговорную кнопку и буркнул в решетку микрофона:
— Все путем. Ребята что-то напутали, решили, будто я хочу прокатиться. Вот и переживают, что перли в этакую даль зазря.