Второе, чего я боялась — понятно: потратить весь наш с Варей месячный бюджет. Но не познакомиться с Кристин я уже не могла. Варя пошла со мной, и я предупредила ее:
— Ничего лишнего в ресторане не заказывай, ясно? А то будем весь месяц есть макароны с хлебом.
— Ура! — ответила мне Варя, чье любимое блюдо — вермишель и булка с маслом.
Однажды я в отчаянии предложила Варьке, с тоской ковырявшей в тарелке остывшую еду:
— Давай я тебе пирожков, что ли, испеку, а?
— Давай! — с радостью согласилась Варя.
— А с чем ты хочешь?
— С вермишелькой, — ответила, не задумываясь. Варя.
Теоретически можно было пойти в ресторан к Жене.
Но он все это время не звонил. И мне самой звонить было неудобно. Этот его Гусев с букетом… И я еще звоню: «Можно мы к тебе придем, поедим бесплатно? А целоваться мы и сами не очень хотим…»
С Кристин мы договорились встретиться на Тверской, в самом начале бульвара.
— Какая у тебя машина? — спросила Кристин.
— Мы на метро, — ответила я.
Сейчас она спросит: «У тебя проблемы со зрением?» А какая еще может быть причина, по нынешним мировым стандартам, чтобы почти в сорок лет, всю жизнь работая, не иметь машины?
«Нет, у меня проблемы с головой», — отвечу я. Но Кристин, живущая не первый год в Москве, ничего не спросила.
— Ты нас узнаешь. Я — довольно высокая шатенка с длинными волосами, и у меня очень красивая дочка.
* * *
— Почему ты не сказала, что ты — красивая шатенка? И больше выглядишь как блондинка? — спросила по-русски, улыбаясь, очаровательная Кристин, подходя к нам.
Я пожала плечами и протянула ей руку. Вот потому я, наверно, и одна, что никогда так о себе не говорю и не думаю.
— Ты хорошо говоришь по-русски, — вместо ответа сказала я. — Я не ожидала.
— Да, — сказала Варя. — Лучше, чем некоторые наши мальчики.
Кристин засмеялась, а Варя последовала моему примеру, смело протянула ручку американке. Варька с восхищением разглядывала воротник на короткой кожаной курточке Кристин — из меха неизвестного мне зверька, крашенного в самые разные цвета. Оранжевые, зеленые, ярко-голубые, розовые… Было такое ощущение, что Кристин выглядывает из разноцветной травки. И улыбается хорошей улыбкой женщины, у которой наверняка тоже все в жизни было — и свадьба, и развод, или хотя бы измены. Но она почему-то улыбается — так, словно просто счастлива нас видеть, а я…
Я тоже улыбнулась.
— Это моя дочь прислала мне из Калифорнии, она сама делает такие штуки… — Кристин погладила мех.
— Какой это зверь? — поинтересовалась я.
— Что ты! — замахала руками истинная американка. — Искусственный!
Я пригляделась. Да и кожа-то не кожа, обыкновенная ткань. Но как красиво — произведение прикладного искусства, да и только.
Кристин предложила далеко не ходить:
— Здесь есть через бульвар ресторан «Кафе Пушкинъ», вкусный и стильный!
Я выразительно посмотрела на Варю. Мы как-то раз ужинали с Сашей Виноградовым в этом «стильном кафе-ресторане».
Мы сели на первом этаже, отделанном под старинную аптеку, если подняться выше, там можно отобедать в одном из двух разных залов «библиотеки». Кристин тоже здесь бывала, она сразу заказала себе привычные блюда, а я полистала меню, с ужасом понимая — то, что даже в компании с Сашей показалось мне дорогим, на самом деле просто ненормально дорого. Куриная лапша за тысячу двести рублей… Стараясь, чтобы муки моего нищенского положения никак не отражались на лице, я заказала себе салат, а Варе — горячую шарлотку и мороженое.
За стойкой, вполоборота к нам, стоял человек в плаще, похожем на крылатку. Варя первая обратила на него внимание. Наученная с малолетства тихо сидеть на моих интервью и не встревать, когда я беседую со взрослыми, Варя дождалась, пока мы с Кристин обсудим еще раз название, и спросила:
— Мам, а почему он не снимает плащ?
— Не знаю, дочка.
Мужчина повернулся, и мы увидели, что под распахнутым плащом у него и соответствующая одежда — белая блуза с пышным воротником, подвязанным лиловым платком.
— Дочка, это, кажется, костюм такой. Он здесь работает. Только непонятно кем…
Мужчина посмотрел на нас, и я поняла, что знаю его и очень хорошо. Это был дядя Стасик, Станислав Игоревич, мой преподаватель марксизма-ленинизма с журфака. Мы-то звали его Стасиком, а «дядей» стали называть после того, как однажды на экзамен одна наша студентка, тоже Лена, пришла с пятилетней дочкой, которую не с кем было оставить. Я не знаю, Лена ли подговорила дочку, или она сама сообразила, но девочка постучалась в аудиторию, где несчастная мама в четвертый раз сдавала упертому Стасику экзамен, и сказала:
— Дядя Стасик, поставьте, пожалуйста, маме четверку, а то она меня убьет. Это я ей не даю заниматься. У меня уши болят.
Лена поднялась с места, вся красная от ярости, замахала на дочку и беззвучно закричала. По губам можно было понять, что именно она кричала. Бедная девочка мгновенно заплакала, а Лена еще и страшно замахала на нее руками, не сходя при этом с места. Стасик неожиданно рассмеялся и позвал девочку:
— Заходи, заходи!
Но она, пятясь, закрыла за собой дверь.
Стасик позвал Лену отвечать, хотя я точно видела, что она еще ничего не списала.
— Идите, Коростылева, идите, поговорим!
Он долго мучил ее, красивая тонконогая Лена Коростылева плохо училась по всем предметам, а уж философию марксизма-ленинизма сдать могла только чудом. Но дядя Стасик поставил ей четверку и спросил:
— А кто папа вашей очаровательной девочки?
— Хрен в пальто! — ответила счастливая Ленка. — Чтоб я сейчас тут за четверку давилась, если б какой папа был! Всё! Живем! Стипуха в кармане!
Это был последний экзамен, остальные Ленка благополучно списала на четверки. И сейчас надо было соответственно получить не ниже четверки, чтобы следующие полгода Ленке платили стипендию ни за что — просто за то, что Ленка ходит иногда на лекции и семинары, несмотря на тяготы своей личной жизни.
Именно дядя Стасик стоял сейчас напротив нас в ресторане и смотрел на меня, тоже, видимо, вспоминая. Я извинилась перед Кристин и пошла к нему.
Уже приблизившись, когда разворачиваться было поздно, я поняла, что, наверно, не надо было этого делать. Мне стало ужасно неловко, и я сделала вид, что рассматриваю бутылки над стойкой. Я отвернулась и чуть отошла в сторону, намереваясь потихоньку вернуться к своему столику, а дядя Стасик слегка поклонился и дотронулся до моего локтя:
— Здравствуйте, Лена… м-м… Воскобойникова, так ведь? Я вас узнал. Не смущайтесь.