— Вот что мы с вами сделаем, Даниэль, — сказала Дебби (почаще употребляйте имя пациента, это позволяет ему чувствовать себя непринужденно). — Я начну рассказывать историю, а вы скажете, как, по вашему мнению, она могла бы продолжиться.
Итак. Жила-была маленькая девочка по имени Красная Шапочка, и однажды она пошла к своей ба…
— Ну вы сами-то понимаете, что эта история о том, «почему у тебя такие большие уши»? А? — спросил я, окидывая многозначительным взглядом ее слуховые ракушки. — Вы действительно желаете влезать в эту область, Дебби?..
Почаще употребляйте имя психиатра, это заставляет его думать, будто вы ему доверяете.
— О да, конечно. Извините… Тогда давайте попробуем вот это: «Золушка была маленькой замухрышкой, и ее постоянно обижали старшие сестры…»
— «…у которых были на редкость уродливые уши», — продолжил я, и Дебби вздохнула. Не очень-то по-джентльменски я себя вел, да, но разве же я не сертифицированный сумасшедший?
Тем не менее я кое-что вынес из моих занятий с Дебби, хотя она, разумеется, об этом не подозревала. К примеру, я доподлинно выяснил, как правильно прикидываться сумасшедшим. Если хотите научиться чему-либо — ступайте к профессионалам. Вот что я всегда утверждал и утверждать буду.
Однажды мы беседовали о том о сем, и вдруг Дебби сказала мне:
— Неужели вам самому ни чуточки не интересно, что с вами не так? Вы ни разу не спрашивали. Это странно.
В первый миг ее слова застали меня врасплох, и я не стыжусь в этом признаться. Я ведь что имею в виду: Дебби вела себя странным образом для человека, практикующего искусство исцеления (пусть даже психиатрия — не что иное, как куча вздора и ерунды). Не так, совсем не так должен говорить врач с пациентом, который слаб на голову, даже если это всего лишь официальная версия. Так что Дебби заставила меня основательно напрячься.
Как ты, дорогой читатель (могу ли я называть тебя другом?), уже уяснил в ходе знакомства с этим автобиографическим отчетом, я — человек мягкосердечный и в обычной ситуации даже мухи не обижу. Помните, что говорилось о моем деле во время суда? «Если мы сосредоточимся на внутренней сути действий моего клиента, то обнаружим жестокую душевную борьбу. И я берусь утверждать, господа присяжные, что в данном человеке живет несколько личностей, которые могли бы совершать благородные и добрые поступки, если бы не были вынуждены постоянно сражаться друг с другом и страдать под невыносимым гнетом противоречивых желаний и страстей…» (Надеюсь, я выразил эти мысли не слишком язвительно.)
Слова имеют значение. Можно не говорить того или иного напрямую, но тем не менее склонить людей принять твою сторону. Когда адвокат привел в качестве примера конфеты, данные мной одной проститутке, присяжные уже ели у него из рук.
Да… присяжные… Они ополчились против меня, когда жирный адвокат закидал их своими шпильками, остротами и намеками. «Убийство одной проститутки вполне может быть несчастным случаем» и т. д. и т. п. Ха-ха-ха! Черт бы его побрал! Самое правильное место для людей вроде толстого адвоката — на блюде с яблоком во рту. Тем более что ему, возможно, это понравилось бы.
В общем, неожиданный вопрос Дебби попал в мое эмоционально уязвимое место. Он звучал как обвинение.
— Что ж, я совершил много проступков. Но среди них никогда не числилось пренебрежение к собственной персоне, — сообщил я с изрядной долей заносчивости и недовольной ноткой в голосе. — Разумеется, мне интересно, что со мной не так. — Я помедлил, смигивая притворную слезу. — Так что же?
— А сами вы как полагаете? — спросила Дебби. Чертова манера всех психиатров отвечать вопросом на вопрос.
Я надул щеки, имитируя глубокую задумчивость.
— Ну, — сказал я (когда щеки сдулись), — если верить шотландскому психологическому журналу «Бди!», я — фетишист, чье состояние ментального развития не достигло генитальной стадии, что выражается в перманентной навязчивой мысли о вы-сами-знаете-чем.
— Произнесите это слово, — велела Дебби.
— Уши! — сказал я.
— Хорошо, — кивнула она. — Очень хорошо. Вы делаете успехи. Продолжайте.
— Ну, стало быть, у меня развилась психическая болезнь, известная как «гетерофобия». Иными словами, меня пугает мысль об осуществлении сексуального контакта с представительницей женского пола…
Дебби кивнула, будто бы подтверждая, что слышит такие штуки по нескольку раз на дню, никаких проблем… Я лежал перед ней на операционном столе, готовый к препарированию.
— Согласно журналу «Бди!», я также страдаю нарциссизмом. Люблю себя в ущерб всем остальным, не принимаю во внимание сексуальные желания своего партнера и предпочитаю краткий, бурный секс долгосрочным отношениям. Забавно… В этом есть доля истины. Надеюсь, вам удастся вылечить меня, Дебби, хотя пока что мой случай выглядит запущенным. Нет?
Дебби мрачно улыбнулась — святой Иоанн, окруженный вязанками хвороста…
— Человек — единственное существо, которому ведомо чувство надежды, — сказала она. Очень милая формулировка, подумалось мне, но я понимал, что Дебби на этом не остановится и все испортит какой-нибудь идиотской фразочкой вроде «я люблю вас»… Нет. Разумеется, нет. Она все испортила, прибавив: «Хотя степень оптимизма может варьироваться».
Затем Дебби проинформировала меня, что слово «персонализм» происходит от латинского persona, обозначающего «маска» (это я и раньше знал), и что мой внутренний разлад (мнимый!) произошел от необходимости приятия общественных стандартов, которые были мне чужды. Тьфу! Столько суеты — и все из-за того, что мне хотелось трахать женские уши, а не их клиторы — или как там называется этот жуткий орган.
Глупая сучка Дебби даже предположила, что я испытываю чувство вины в плане секса. Будто бы можно стыдиться самой естественной вещи в мире! Мне пришлось обратить внимание Дебби на то, что и она несколько стушевалась, когда мы обсуждали мою гусиную кожу, мои прыщи, мои мышечные спазмы и проблему неприятия моим суперэго необходимости трахаться. Я использую это слово намеренно.
Надо полагать, в большинстве случаев человеческое суперэго держит своего обладателя в определенных рамках, заставляя игнорировать подсознательные низменные порывы. И не стройте из себя святую невинность — вы отлично знаете, о чем я говорю. Однако моя персональная полиция нравов, похоже, умчалась пулей, едва обнаружив, чем ей придется заниматься. Я не могу ее винить: с моей точки зрения, это напоминает работу сутенера. Впрочем, должен признать, что старое доброе подсознание временами ведет себя самым злодейским образом. Вы согласны? Низменные порывы, ишь ты!
В конечном итоге у Дебби возникла большая проблема из-за меня. Хотя слово «умопомешательство» не используется в психиатрии, оно имеет вес с точки зрения закона. По закону человек не может нести ответственность за преступление, если он не отдавал себе отчета в том, что делает. По этим правилам я не должен отвечать за ту ерунду, которую натворил. Так уж вышло, что Ментально Аномальные Криминалы, иначе — Маки (по-моему, это оскорбление всей шотландской нации), не передали по наследству младшим поколениям строгие формулировки обвинительных приговоров. Я нахожусь там, где нахожусь, подвергаясь так называемому «ограничению свободы», и это означает, что власти могут держать меня в Броти Ферри, пока Отчаянный Дэн
[52]
не умрет от коровьего бешенства.