Мой настоящий отец - читать онлайн книгу. Автор: Дидье ван Ковелер cтр.№ 38

Между тем ты сам всегда признавал, стоило доверить ей руководство каким-нибудь предприятием, и дела шли в гору. Но по горькой иронии судьбы, мама всегда возвращалась на кухню. Когда она курировала снабжение американского флота в Вильфранше, работа прервалась из-за внезапной смерти хозяев компании и грызни наследников. Потом она увлеклась цветоводством, и несколько лет все шло прекрасно, но дело испортил ее милейший компаньон, похожий на Альфреда Хичкока. Он, к несчастью, обожал марсельских проституток и нередко путал свои карманные деньги с наличностью компании.

Всякий раз мама уходила, хлопнув дверью, и ты снова брал ее под свое крыло. Боясь, что она зачахнет над равиоли, конфитюрами и тушеным мясом, ты всегда побуждал ее найти работу, и лучше всего работать у тебя. Когда мадам Вандром вышла на пенсию, ты взял секретаршей свою жену — дипломированного юриста.

— Я была слишком сговорчива, и он меня подавил, — сказала мне мама, стоя у твоей могилы. — Может быть, зря. Думаю, если б не он, из меня вышел бы неплохой адвокат.

Наверняка. Однажды, когда ты был жив, он применила свои профессиональные навыки как раз в таком деле, где обычно блистал ты. Один-единственный раз в моем присутствии она сыграла роль моего защитника, и, возможно, лучше, чем это сделал бы ты. Пожалуй, тебе недоставало ее хитрости, невозмутимости и быстроты реакции.

Случилось это весной 1977 года. Я шел по бульвару Гроссо к лицею «Этьен-д'Орв». Поднималось яркое солнце, день обещал быть чудесным. Я бы все на свете отдал, чтобы после обеда рвануть куда-нибудь с Сильви, а не сидеть три часа в четырех стенах на уроке французского и латыни, с мадемуазель N. При виде телефонной кабины меня осенило. Я бросил в автомат двадцать сантимов, позвонил в учительскую и, стараясь говорить басом, сообщил, что звоню по просьбе мадемуазель N., и что из-за плохого самочувствия она просит отменить сегодняшние занятия. Старшая воспитательница поблагодарила меня за звонок.

— А вы, вероятно будете…?

Я многозначительно ответил:

— Да.

— Очень приятно, мсье. Надеюсь, ничего серьезного?

— Нет-нет, она немного простыла.

— Хорошо, мсье, всего вам доброго.

Я повесил трубку, сам не веря, что все оказалось так просто. Мадемуазель N. была замечательным преподавателем, но слишком часто заводила речь о политике или о своей личной жизни, постоянно цитируя некоего профессора и называя его своим другом. За него-то меня и приняли.

Войдя в лицей, я увидел, что имя моей преподавательницы написано мелом на доске отсутствующих. После утренних занятий мы с Сильви пошли на пляж и чудесно провели время.

Назавтра я застал одноклассников в полной боевой готовности. Мне рассказали, какой ужасающий вышел скандал: в два часа мадемуазель N. вошла в класс, не увидела своих учеников и ринулась выяснять, кто посмел без ее ведома изменить расписание класса «А1». Ей ответили, что она числится вроде как больной. Мадемуазель N. возмутилась, переругалась со всеми учителями и в истерике перевернула лицей вверх дном в поисках своих учеников.

Тут и возникло отягчающее обстоятельство: единственный, кто не пошел с нами на пляж, был мой друг Иван, последний двоечник, парень недалекий, но трудолюбивый и очень обидчивый. Он остался в библиотеке, чтобы позаниматься французским. Обнаружив его там, мадемуазель N. набросилась на него, мол, что он здесь делает. Иван, оскорбленный в лучших чувствах, задал ей тот же вопрос, после чего она сочла его зачинщиком и прилюдно в этом обвинила. Он защищался, кричал о нарушении прав человека и предвзятом отношении. Мадемуазель N. заявила, что это политический заговор, и Иван должен немедленно предстать перед дисциплинарным советом.

Я был в полном смятении. Как только мадемуазель N. появилась в конце коридора, я подлетел к ней и во всем признался. Она отпрянула и смерила меня взглядом, нахмурив брови:

— Я ценю ваш героизм, Дидье, но не советую вам покрывать товарища и брать на себя его вину. Пусть Иван сам за себя отвечает.

Потом вошла в класс и устроила нам внеплановую контрольную. Как только все сдали тетради, она удалилась, не дав мне возможности продолжить мои признания.

Караулить мадемуазель N. у туалета я не стал — предпочел сознаться во всем директрисе. Чем сразил ее наповал. Чтобы такое совершил я, активист, которого делегировали в административный совет лицея, участник общенационального конкурса по французскому языку, основатель труппы «Друзья из „Этьен д'Орв“», чей премьерный спектакль по пьесе Сартра «За закрытыми дверями» должен был пройти на сцене Национального драматического театра Ниццы, — это уму непостижимо. Наша директриса быстро соображала и тут же выдвинула удобную версию: мой звонок в учительскую можно объяснить временным помешательством, либо принадлежностью к группе экстремистов, избравших своей мишенью мадемуазель N. за ее профсоюзную деятельность. Вот так из дурацкой шутки вырос целый заговор.

Вечером я все рассказал вам. Ты расхохотался. Мама отнеслась всерьез. Она заявила, что необходимо подготовиться к защите на дисциплинарном совете, иначе меня могут отчислить из лицея.

— Да брось, вряд ли до этого дойдет, это же просто шутка. Глупая, конечно, — сурово добавил ты, давясь от смеха. — Да не станут они выставлять себя на посмешище. В его возрасте я и не такое вытворял. Учил свою литераторшу вызывать духов. Украдкой двигал столик, а она думала, будто на ее вопросы отвечает Виктор Гюго. Однажды у нее за спиной зашевелился шкаф. Я тут был ни при чем, а она решила, что ее разыгрывают, и первая засмеялась.

— Сейчас все по-другому, Рене.

Мама оказалась права. Вас вызвали к директору в понедельник, в семь сорок пять утра. Но приняли не сразу. Усадили в плетеные кресла, словно пригвоздили к позорному столбу у всех на виду. Целый час вас продержали в холле, где сегодня за стеклом выставлены все мои книги и висит фотография с датами учебы (1975–1978 гг.).

На исходе шестьдесят пятой минуты публичного унижения жена сказала тебе:

— Уходи.

— Как это — уходи?

— Они не смеют так с нами обращаться! У тебя работа и клиенты, представление слишком затянулось, все, иди.

Ты нехотя подчинился. Четверть часа спустя воспитательница, цокая на шпильках провела маму в кабинет директрисы. Они холодно пожали друг другу руки. Состоявшийся разговор мы знаем в мамином изложении.

— Ваш супруг не пришел?

— Задайте этот вопрос вашим сотрудникам: они все успели его рассмотреть, как слона в зоопарке.

— Сожалею, что вам пришлось ждать, у меня были неотложные дела.

— У него тоже.

— Вам известно, сколь серьезные подозрения падают на вашего сына?

— Это не подозрения. Он сам во всем сознался.

— Думаю, вы понимаете, что наказание неизбежно.

— Конечно. Где мой сын?

— На уроке французского.