— Они и не действуют.
— Я почти верю тебе, но не до конца. — Она негромко рассмеялась; в тихом коридоре этот теплый смех быстро затих. — Думаешь, утром мы с ним уже познакомимся? — перескочила на более важную для нее тему Марли.
— Нет, если честно, не верится.
Максон казался обитающим во дворце привидением: все о нем знали, но в лицо никто не видел.
— Что ж, желаю тебе удачи назавтра.
Ее слова прозвучали искренне.
— Марли, я желаю тебе еще большей удачи. Уверена, принц Максон будет более чем счастлив познакомиться с тобой. — В подкрепление своих слов я сжала ее руку.
Она улыбнулась робко и радостно и скрылась за дверью.
Когда я добралась до нашего закутка, дверь в комнату Бариель все еще была открыта, и я услышала, как она неразборчиво что-то говорила служанке. Затем захлопнула дверь перед самым моим носом.
Вот спасибо.
Мои служанки, разумеется, поджидали в спальне, чтобы помочь вымыться и раздеться. Ночная рубашка — нечто невесомое и прозрачное зеленого цвета — уже лежала на кровати. К счастью, никто не стал трогать мой рюкзак.
Действовали они умело и решительно. Процедура отхода ко сну была определенно отработана до автоматизма, но при этом девушки никуда не спешили. Наверное, все это было призвано расслабить меня, однако я с трудом удержалась, чтобы не отослать их прочь. Не торопясь, они вымыли мне руки, расшнуровали платье и прикололи снятую с него серебряную брошку с именем к ночной рубашке. И все эти манипуляции, вызывавшие у меня острый приступ стеснительности, они сопровождали нескончаемыми вопросами. Я старалась отвечать так, чтобы не показаться невежливой.
Да, я наконец-то познакомилась со всеми остальными девушками. Нет, они оказались не слишком разговорчивы. Да, ужин фантастический. Нет, с принцем меня познакомят только завтра. Да, я здорово устала.
— И мне очень помогло бы прийти в себя, если бы я какое-то время побыла в одиночестве, — добавила я, надеясь, что они поймут намек. Заметив разочарование на их лицах, я попыталась подсластить пилюлю: — Вы очень мне помогли. Просто я привыкла к тишине. А сегодня я только и делаю, что общаюсь.
— Но, леди Сингер, мы приставлены к вам для того, чтобы помогать. Это наша работа, — сказала главная из троих.
Кажется, это ее звали Энн. Девушка, похоже, отлично знала свое дело. Мэри производила впечатление легкомысленной, а Люси, судя по всему, была просто застенчива.
— Я действительно очень благодарна вам за все, и мне непременно понадобится ваша поддержка утром. Но сегодня вечером мне совершенно необходимо немного прийти в себя. Если вы на самом деле хотите мне добра, просто дайте побыть одной, это пойдет мне на пользу. И я уверена: если вы тоже хорошо отдохнете, нам всем утром от этого будет только лучше.
Девушки переглянулись.
— Ну, наверное, — согласилась Энн.
— Одна из нас должна оставаться здесь, пока вы спите. На тот случай, если вам вдруг что-то понадобится.
Люси явно нервничала, как будто боялась решения, которое я могу принять. Время от времени она слегка вздрагивала, что я сочла проявлением застенчивости.
— Если мне что-то понадобится, я позвоню в колокольчик. Ничего страшного. И потом, я все равно не смогу спать, если буду знать, что на меня кто-то смотрит.
Они обменялись скептическими взглядами. Я знала способ положить этому конец, хотя пускать его в ход мне не хотелось, но иначе спор грозил затянуться.
— Вы ведь должны исполнять все мои желания? — (Они с надеждой кивнули.) — Тогда я приказываю вам отправляться отдыхать. И приходите утром. Пожалуйста.
Энн улыбнулась. Похоже, она начинала меня понимать.
— Да, леди Сингер. Увидимся утром. — Девушки сделали книксен и бесшумно выскользнули из комнаты.
Энн оглянулась, прежде чем выйти. Похоже, я оказалась не совсем такой, как она ожидала. Впрочем, это ее, кажется, не огорчило.
Как только они скрылись за дверью, я сбросила нарядные домашние туфельки и с наслаждением ступила босыми ногами на пол. Это было так приятно и естественно. Я разобрала рюкзак и спрятала его в массивный шкаф; это не заняло много времени. Домашний комплект одежды остался на дне рюкзака. Раскладывая вещи, я заодно и на новые платья полюбовалась. Их оказалось не так уж и много. Примерно на неделю. Наверное, у других было столько же. Зачем шить дюжину платьев девушке, которая может на следующий день выбыть из конкурса?
Взяла немногочисленные фотографии родных, которые захватила с собой, и засунула их за раму зеркала. Оно было такое широкое и высокое, что позволяло любоваться отражением в полный рост. Я привезла с собой небольшую шкатулку с безделушками — сережками, лентами и ободками для волос, которые особенно любила. Скорее всего, здесь они покажутся совсем простенькими, но эти украшения были мне так дороги, что я не могла не взять их. Немногочисленные захваченные с собой книжки обосновались на удобной полке у выхода на балкон.
Я приоткрыла балконную дверь и увидела сад. Сквозь заросли змеились тропинки, виднелись фонтаны и скамейки. Повсюду пестрели цветы, а каждая живая изгородь была безукоризненно подстрижена. За этим вылизанным пятачком земли пролегала неширокая открытая полоса, а за ней начинался густой лес. Он уходил так далеко, что невозможно было определить, ограничивается он дворцовыми стенами или нет. Я на миг задумалась, зачем он нужен, потом принялась разглядывать последнюю вещь из дома, которую держала в руке.
Склянку с позвякивающей монеткой. Я несколько раз перекатила ее в ладонях, слушая, как медяшка скользит по стеклянным бокам. Зачем я вообще притащила ее сюда? Чтобы напоминала мне о том, что я никогда не смогу иметь?
При мысли, что любовь, которую я несколько лет взращивала в моем тайном уютном мирке, теперь навсегда для меня потеряна, перехватило горло. После всех волнений это стало последней каплей. Я не знала, какое постоянное место будет здесь у моей склянки, а пока поставила ее на столик у кровати.
Приглушила свет, забралась на постель поверх роскошных одеял и уставилась на монетку. Я позволила себе быть печальной. Позволила себе думать о нем.
Как же так вышло, что я лишилась столь многого за такое непродолжительное время? Разлука с семьей, переезд в незнакомое место и расставание с любимым — этих событий с лихвой хватило бы на сценарий нескольких лет жизни, а не одного дня.
Интересно, что все-таки он хотел сказать перед отъездом? Ему неудобно было произнести это вслух перед всеми — вот единственный вывод, к которому я смогла прийти. Неужели это было что-то про нее?
Я уткнулась в банку.
Вдруг он пытался извиниться? Накануне вечером я хорошо его отчитала. Может, дело в этом?
Или хотел сказать, что в его жизни началась новая глава? Вот спасибо-то! Как будто я сама этого не видела.