– Когда речь идет об очень сильном кураре, которое применяют в военных вылазках, то нет. Как только яд попадает в систему кровообращения, он неизбежно вызывает паралич и смерть от асфиксии. Но если яд старый или небольшой концентрации, тогда лучше всего обработать ранку солью.
– Зачем вам такая морока, разве не лучше воспользоваться винтовкой?
– Парень, – ответил Золтан Каррас тоном сурового внушения, – здесь огнестрельное оружие всегда следует пускать в дело лишь в крайнем случае, потому что патроны взять неоткуда. К тому же, стреляя, оповещаешь всю округу, что в окрестностях появился белый человек. А промахнешься – можешь быть уверен, что только распугаешь зверье и на целый день лишишься возможности вновь нажать на курок.
Он поставил кастрюлю на огонь, приправив игуану и рис специями, которые достал из рюкзака, и вскоре им пришлось признать, что от запаха прямо слюнки текут, хотя Аурелия все еще сомневалась.
– Я по-прежнему считаю, что мы можем отравиться, – сказала она. – В конце концов, стрихнин ведь никуда не делся.
Но когда еду разложили по тарелкам, голод взял свое, и уже никого не могла остановить мысль о том, что это белое сочное мясо принадлежит отвратительному существу, которое вдобавок было умерщвлено с помощью яда. Это была пища, да к тому же она восхитительно пахла – казалось, лишь это и имело значение.
Кроме того, размышлять о возможных последствиях было некогда, так как они почти сразу же отвязали плот и нырнули в чащу, через которую река прокладывала себе дорогу, словно пробивая туннель в густой растительности. Первые два часа их сопровождало великое множество обитателей сельвы, среди которых было особенно много обезьян капуцинов, а также шумных попугаев и туканов. Однако постепенно их количество уменьшалось, а гвалт стихал, и наступил такой момент, когда сельва, оставаясь все тем же густым лесом, стала казаться необитаемой.
– Мы уже близко, – объяснил это странное явление Золтан Каррас. – Подобное отсутствие живности объясняется только присутствием людей. И происходит это не по вине туземной «малоки», потому что индейцы заботятся о том, чтобы вокруг их селений водилось зверье. Речь идет о белых людях, большом количестве белых, а в этих местах это признак алмазной лихорадки.
И действительно, после полудня появился Трупиал. Просто уму непостижимо, как всего несколько десятков людей смогли произвести такие разрушения, поскольку даже самые толстые деревья были уложены по всей длине правого берега. Зеленый цвет растительности уступил место грязно-серому – цвету крупнозернистого вязкого песка, который когда-то был белым, а теперь был весь вытоптан и взрыт.
Старатели возились с ведрами, суруками, кирками и лопатами, и на смену покою лесной чащи пришла лихорадочная деятельность, поскольку тот, кто не работал на дне ямы, извлекая породу, перетаскивал ее на другое место или промывал в реке, старательно выискивая в решете камни.
На левом берегу выстроились в линию палатки, шалаши и навесы-времянки из пальмовых листьев, а из стволов, куриар и пары бонго был сооружен на скорую руку хилый плавучий мост, рядом с которым развевался выцветший венесуэльский флаг.
Когда до моста, бывшего чем-то вроде центрального нерва лагеря, оставалось метров пятьсот, раздались первые приветствия, и некоторые старатели подняли головы, теряя несколько секунд своего драгоценного времени на то, чтобы окинуть их взглядом.
– Венгр! – кричали они. – Чертов «мусью»! А мы по тебе скучали. Где это тебя носило?
Он, в свою очередь, им отвечал, обращаясь к каждому по имени или по прозвищу, и задавал один и тот же вопрос:
– Как дела? Поймал удачу за хвост?
– Вот-вот поймаем, старина. В сурукиту кое-что попадает – хватит, чтобы промочить горло.
– Смотри, все не пропей!
– Тогда чего ради я тут корячусь, приятель? Алмаз – всего лишь камень, пока не попадет в руки старателя и не превратится в ром.
– Ах ты, бессовестный пьяница! – со смехом отвечал Золтан Каррас, радуясь встрече со старыми приятелями. – Будешь столько клюкать – помрешь.
– Недаром же говорят, что старатель моет в реке, а потонет в рюмке, мое почтение дамам, – парировали старатели, а затем добавляли: – А ты что, женился и тут же обзавелся тремя взрослыми детьми?
– Катись в осоку, сукин ты сын!
Они причалили к мосту, и плот тут же превратился в его звено, упрочив всю конструкцию. Спрыгнув на берег, они первым делом направились к флагу, рядом с которым, под сенью мерея
[28]
, сидел человечек с плоским лицом, в круглых очках, с обвисшими усами и огромным пистолетом за поясом. Он слегка поднял руку в знак приветствия:
– Привет, «мусью»!
– Привет, Круглолицый. Это мои друзья, Пердомо Марадентро, канарцы, приехали на «тарарам». А это Салустьяно Барранкас, «налоговый инспектор» практически всех месторождений, которые здесь открывают. Так что он тут самый главный и единственный, кто может выделить участок, который можно «перетряхнуть» в поисках камушков. Можно приступать?
– Когда пожелаешь, «мусью». Мои правила тебе известны. По тридцать квадратных метров на нос. Потом я подготовлю «книжку», и, когда выберешь участок, скажи мне, и я тебе ее оформлю. И чтобы у меня никакого спиртного, ни проституток, ни драк, и пять процентов от добычи – мне. Кто зажилит мою долю или попытается обокрасть соседа, больше никогда не получит «книжку», а тот, кто убьет, окажется на дне реки с пулей в башке.
– Идет! – согласился венгр. – С тобой не бывает проблем, пока не нагрянет «чума». Как у нас тут с харчами?
– Раз в пять дней прилетает самолет и кое-что сбрасывает Аристофану, однако на всех не хватает, а ты знаешь, какие цены у этого сволочного грека. Он на прииске единственный, кто богатеет.
– А когда будет посадочная полоса?
– Я пока хочу повременить, но зверье уходит все дальше, нельзя поймать даже мапанаре, лишь бы было что в рот положить.
– А как с «уловом»?
– Попадаются камни почти в пять карат на глубине семь метров: там было дно старого русла.
– И сколько уже удалось добыть?
– Где-то на восемьсот тысяч болов. Большая часть – у чернореченцев во главе с Бачако, они расположились ниже по течению.
– Не нравятся мне эти парни, и еще меньше – Бачако. Я останусь здесь, с креолами.
– Ну, удачи!
– И тебе!
Они было двинулись туда, где заканчивался ряд времянок, но тут человечек в огромных очках внимательно рассмотрел Айзу и громко окликнул венгра.
– «Мусью»! – подозвал он и, когда тот снова очутился возле него, сказал, понизив голос: – Девчонка слишком красива. – Он жестом показал на искателей, копошащихся на противоположном берегу. – Все это люди проверенные, и пока я их контролирую, но такая краля может создать проблемы. Обустраивайте-ка свою «усадьбу» здесь, за моей палаткой, так я смогу проследить, чтобы вам не досаждали.