Верно не представлял, что делать дальше. Он с трудом держался на ногах, онемевших ниже колен.
Громче остальных в наушниках слышались переговоры немцев, стремящихся разобраться в случившемся. Эмиль не успевал за темпом их речи, к тому же его била дрожь.
— Verdammt! Wo ist Kossuth?
[9]
— вдруг отчетливо спросил один из немецких ученых.
Все, кто знал немецкий, встрепенулись. Ужас, охвативший людей при обнаружении трех тел, заставил забыть обо всем. А ведь они искали четверых! Где же Алекс Косут?
Верно медленно поворачивался, стремясь уловить где-нибудь промельк цвета, намек на движение, вспышку света…
Ничего.
Он заметил, что фургон исследователей врезался в ледяную стену и остановился. В наушниках приглушенно пульсировал сигнал тревоги. В сковавшей эфир тишине звук нарастал.
Верно пошел обратно к освещенному кругу, нагнулся к Ули, неподвижно сидящему на льду, нащупал на его предплечье кнопку и убрал режущий слух звук.
Алекс Косут слышал и взволнованные голоса в радиоэфире, и неугомонный сигнал тревоги. Он стянул с себя шлем и расстегнул защитный костюм; потом, освободившись от одежды, Косут встал на подножку снегохода, дотянулся до панели управления, погасил огни и привел машину в движение. Потом он спрыгнул на снег понаблюдать за тем, как автомобиль исчезает во тьме. Далее Алекс спокойно опустился в сугроб. Благодаря изолирующему свойству снега угроза замерзания на время отступила. Косут мог заснуть и безболезненно перейти в мир иной, но он предпочел бодрствовать.
Ученый ожидал, что на него нахлынут воспоминания, однако жгучий холод сковал их. Лицо онемело, пальцы тоже.
Косут почувствовал, как мышцы спины и рук начали конвульсивно сокращаться, усиливая обменные процессы и разогреваясь; его заколотила дрожь. Тем не менее он постарался дышать ровно. Что он успеет передать им, прежде чем иссякнут силы? Просунув руку сквозь слой снега, Косут разжал онемевшие пальцы и выпустил великолепный каскад кристаллов. «Песок, это песок», — повторял он мысленно, призывая тело не верить в очевидность. Увы, пронизывающий холод не оставлял иллюзий.
Левое стекло очков треснуло и вывалилось; пластиковые дужки сломались, очки соскочили с носа.
Обнаженное тело стремительно теряло цвет. Кровеносные сосуды сжались, чтобы сохранить остатки тепла для жизненно важных органов. Косут мысленно сосредоточился на жировых клетках между лопатками и вокруг почек (там аккумулировалось наибольшее количество тепла), пытаясь заставить клетки работать активнее.
Теперь он жалел, что прослушанный курс выживания был столь убедителен. Он живо представлял, как жидкость в его организме превращается в лед, нарушая баланс электролитов, как ледяные кристаллы ломают клеточные стенки.
Косуту хотелось стереть сосульки, намерзшие вокруг губ, но руки судорожно сжимали грудь и отказывались повиноваться. Дрожь прекратилась. Кожа пылала — кровь устремлялась в вены в последней попытке спастись от замерзания. Косут поднял затухающий взгляд к небу, силясь впитать безмолвную красоту Севера.
Выброс фотонов поражал воображение: бело-розово-зеленое марево напоминало нарядную плащаницу. Неужели у него начались галлюцинации? Ведь так далеко на Севере подобного никогда не случалось. Словно молнии, рвались ввысь лиловые сполохи. Магнитосферные протоны и электроны, сталкиваясь с верхними слоями атмосферы, возмущали газы: голубое свечение — азот, желто-зеленое над ним — кислород. Ученый попытался вспомнить формулу для вычисления траекторий частиц в каждый квант времени — и не сумел. Сознание развалилось на куски.
Где-то внутри Косут почувствовал нестерпимую боль и задержал дыхание, чтобы совладать с ней. Температура тела сильно понизилась — возможно, теперь удар спасет его от дальнейших страданий. Косут попробовал встать.
И вдруг все ощущения будто отрезало.
ГЛАВА 2
Джесси Хэнли, прищурившись от пыльного калифорнийского солнца, наблюдала за тем, как ее десятилетний сын носится по пляжу, душераздирающими воплями ниндзя отпугивая чаек от ведра с наживкой. Она поискала в сумке припрятанную сигарету, — мальчик слишком занят битвой с птицами, чтобы заметить, как она курит. Джесси прикурила и выдохнула дым, заполнивший легкие. Детский восторг Джоя напомнил ей о летнем вечере в Малибу; тогда, в свой последний приезд, сын радостно скакал по пляжу среди мечущей икру атерины-грунион, плюхался в воду и черпал пригоршнями рыбу, а его светло-карие глаза светились изумлением.
В лице сына Хэнли узнавала свои черты: высокие скулы, глубоко посаженные глаза и волевой подбородок. Если бы ее нос не был когда-то сломан доской для серфинга, то имел бы, как и нос Джоя, легкую горбинку. Нынешнее чудо хирургии совершенно не подходило к ее лицу, словно попало к ней по ошибке.
И телосложением сын пошел в Джесси и ее старшего брата. Зато волосы у Джоя были совсем другими — не прямыми, не светло-каштановыми, а вьющимися и ярко-рыжими. Хэнли влюбилась в эти волосы с самого рождения мальчика. «Он похож на ирландского сеттера, который долго торчал под дождем», — произнесла она, задыхаясь от изнеможения. Акушерка рассмеялась, а муж не отреагировал на шутку. Ему никогда не нравился ее своеобразный юмор.
Хэнли вздохнула и сделала последнюю затяжку. Уик-энд, выторгованный в долгих переговорах с бывшим мужем, оказался совсем не таким длинным, как ей поначалу казалось. Оставалось всего несколько дней на общение с сыном — потом она не увидит его до самого Рождества. Проклятие! Ну почему они оба не уладили все ради Джоя?! Мужа вечно бесило то, что работа отнимала у Хэнли большую часть времени, что она была для Хэнли важнее семьи. В его укоре была доля правды, и эта доля возросла с тех пор, как брак распался.
«Неужели мало того, что твое пристрастие к наркоте в студенческие годы не позволило тебе учиться в медицинской школе в Штатах и ты платила за обучение в какой-то второразрядной иностранной школе, подрабатывая ассистенткой в морге? Ведь теперь у тебя медицинская степень, и нет никакой необходимости в этом идиотском занятии». Он не понимал, зачем она продолжает ползать на четвереньках посреди пустыни Невада, соскребая чумных мух с трупов, отправляется на поиски причин эпидемии рака груди у темнокожих женщин в районе Миссисипи или пробирается сквозь очаги заражения синей мухой на берегах реки Саскуэханна. Какое кому дело до того, что ее корочка об образовании имела второсортное происхождение — она все равно вполне могла бы обеспечить Хэнли шестизначную сумму в декларации о доходах от профессиональной деятельности, а не смехотворную зарплату госслужащей. «Ты могла бы работать на „Пфайзер“, летать первым классом и заколачивать уйму денег на продаже виагры…»
Перечислению не было конца: небезопасно отлавливать клещей в Скалистых горах и лягушек-мутантов в Миннесоте; исследовать очаги кладбищенской лихорадки на территории Индианы и изучать больных мышей в резервациях Юты; ползать по вентиляционным ходам отелей во Флориде, разыскивая одному Богу известных жучков; выкапывать навоз столетней давности в поисках спор коровьего бешенства, которые какой-то идиот догадался развести и отправить в аудиторский отдел Внутренней налоговой службы.